Выбрать главу

                            по чудной радуге.

Морозным утром

Побросаю пожитки в сани,

на морозе свечу зажгу

и увижу: пророк Исайя

улыбается сквозь пургу!

Электрическое, живое

в наших русских зимних лесах

то потрескивает, то воет

вне таблиц, табелей и граф.

Комариная ли, камаринская –

всё просторное, всё горит

поутру, как усадьба графская,

как на дереве снегири.

Я и сам из лихого племени

Новотроицких казаков,

что садилось за стол с пельменями,

посетив девичий альков.

Что мне ваши фейсбуки, лайки,

кабинетная ваша суть,

когда в памяти балалайки

до утра не дают уснуть!

И летит ледяная пудра,

вехи ближние хороня,

и играет морозным утром

яркий луч на узде коня.

Алтай

Здесь Минотавр с глазами человека

в ущельях горных, истину алкая,

свою тропу прокладывает к веку

художника-бродяги Таракая.

Взяв за основу снежные громады,

что падают в румяные озёра,

Владыка гор на арфе водопада

играет утро с просветлённым взором.

Ворочается Золотая дева

в кургане, утонувшем в разнотравье,

желая всем, кто за Алтай радеет,

удел героя и защиту навью.

Придёт ли дождь – висит хрустальной люстрой,

придёт ли жук, и дятел спозаранку

творит своё нехитрое искусство,

смолой кедровой заживляя ранку.

Земной Эдем… Лишь в трепете несмелом

коснуться можно его нежных радуг!

И даже трактор в поле тарантеллой

встречает утро – от весны подарок.

Месяц Марала

Месяц Марала… Уже захрустела трава.

Влага уходит на небо по солнечным нитям.

Скорые ливни отменят лесные права

быть для поэтов источником лучших наитий.

Дома сиди, в кабинетном уютном тепле,

трубку кури у печного огня-дымохода.

Рыжий Марал оживает в остывшей золе –

не такова ли и наша с тобою природа?

Ринтын уехал – накуксился новый денёк!

Пишет Шаман под Хэмингу крамольную пьесу…

Утром Марал пробежал – на скрещенье дорог

щёлкал зубами и солнце, как грелку, волок

другу, больному желтухою, – нашему лесу…

Месяц Марала (алтайск.) – сентябрь

Алтайская осень

  

Словно Золушка, в полдень сорит высота

лепестками прозрачными мухи.

Флорентийские краски вбирает Алтай

в каменистые поры Белухи.

За песчаной межою – Монголии гонг

и верблюжьи сутулые юрты.

Бог Евразии здесь… Красотой занемог,

сквозняками от пыли продутой!

Высота высотой помыкает, в снега

уходя, как художник – в работу.

И орлиные гнёзда отыщет нога,

и больничных сиделок заботу.

По биению пульса колючих ключей,

по цветку на шершавой ладони

загадаешь и стаи крикливых грачей,

и сады с Вифлеемской звездою.

Осень скажет, как рыбе в реке зимовать,

как молиться на старые сани,

если панцирной сеткой темнеет кровать

перелётных гусей над лесами.

Так жену разлюбив, доживает свой век

хан монгольский в роскошном жилище,

в половину седую – ещё человек,

в остальную – уже пепелище.

Над Алтаем нарядные звёзды горят,

и ближайшие к нам поселенья –

Орион и Плеяды – в ночи говорят

языком самого просветленья.

Осень вымажет руки в брусничной крови,

вся – как выстрел, раздавшийся к сроку,

вся – безумная, вся – в двух шагах от любви,

вся – в надёжных руках, слава Богу!

Красный путь

                                           девушке-монголке

Твой азиатский глаз блеснул как сабля:

в лесу ресниц он, словно самурай!

Я красотой твоей слегка ограблен

и думаю с восторгом: «Не замай!»

И семь твоих доверчивых косичек

с утра стегают воздух, как коня…

Скажи, куда сквозь ржавчину привычек

несёт он удивлённого меня?

А степь встаёт столбами рыжей пыли

до облаков, и факельным огнём

времён Чингиза освещает были,