Ян крепко ответил на рукопожатие, словно хотел сломать гостю пару пальцев.
– В таком случае, добро пожаловать. Тебя проводят в пятую комнату, оставишь там вещи. После этого будет ужин.
Слова Яна звучали жестко и недоверчиво, но все же беззлобно.
Одна из девушек в форме вызвалась проводить Мишеля до комнаты, а Мира и Ян остались в доме. Только когда они подошли к зданию гостевого домика, Мишель заметил на груди девушки бейдж, на котором было написано: «Анастасия, горничная», будто хозяева дома не могли запомнить, кто и кем работал у них.
– Располагайтесь, – сказала она, открывая дверь и тут же возвращаясь обратно.
Мишель остался один во всем гостевом доме. Он был намного меньше того, в котором жили Мира и Ян, но все равно выглядел не хуже дорогих отелей из туристических брошюр.
Мишель сел на аккуратно застеленную кровать, прислонив чехол с гитарой к стене. Комната была светлой и просторной. Даже в такой поздний час казалось, что помещение пронизано солнечным светом. На стене висела картина знаменитого лефонтского художника Байрда Хьюза. Мишель часто видел его работы в газетах и журналах, а иногда и по телевизору в передачах про искусство. Байрд Хьюз – один из немногих, кто смог прославиться еще при жизни. Но Мишелю не нравились его картины. Они были такими же светлыми, как эта комната, но не приносили умиротворения, как работы других современных импрессионистов.
Мысли оцепенели от усталости. Мишель задремал, но продолжал вырывать себя из сна и поглядывать на картину. На ней изображались река и лес. Сквозь крону деревьев пробивался солнечный свет и создавал необычные тени. Бывало ли такое на самом деле? Мишель не знал. Ему не доводилось бывать в малозаселенных местах. Сегодня он впервые уехал из Риверпойнта и увидел вживую столько непривычного, что впечатлений хватило бы на всю жизнь.
В дверь постучали. Мишель вскочил с кровати, словно она предназначалась не для него, и в два шага оказался у порога. Мишель открыл дверь, невольно проведя пальцами по лакированному дереву. В коридоре стояла Анастасия, на лице которой застыла дежурная улыбка.
– Ужин готов, – выдохнула девушка. – Я проведу вас.
Мишель запустил ладонь в волосы и понял, что еще сильнее растрепал их. Взгляд Анастасии повеселел. Похоже, ее позабавил вид Мишеля. Теперь в серых глазах горничной стояла не привычная усталость. Ее заменил живой интерес к гостю.
– Вы давно здесь работаете?
Мишель не выдержал тишины, и потому сказал первое, что пришло в голову.
– Вообще-то нам не положено говорить с гостями, – несмотря на быстрый шаг, протянула Анастасия. – Но мне так скучно, что отвечу. Я здесь всего три недели. Слышала, что меня взяли из-за того, что предыдущая горничная заигрывала с хозяином дома. Не знаю, насколько это правдиво.
Глаза Анастасии расширились, словно она поняла, что сказала то, о чем должна была помалкивать.
– Я никому не скажу. Честное слово, – вежливо улыбнулся Мишель.
– Надеюсь. Иначе и про меня какую-нибудь сплетню придумают. Все же тут одного персонала человек двадцать, если не больше. Я точно не знаю, но показалось, что так. Многих я даже по именам не знаю.
– Тяжело, наверно, работать в таком доме.
– Еще бы! Мы даже по пять часов не всегда спим. И на выходные нас отпускают по очереди. Одна из горничных уже несколько месяцев не выходила отсюда.
– Звучит ужасно. Я бы так не смог.
– Тоже так думала в первую неделю работы, а потом втянулась вроде бы.
Анастасия резко замолчала, когда они подошли к основному зданию.
Во всех окнах на первом этаже горел свет. В них мелькали силуэты горничных и других работников. Мишель взглянул в бледное лицо Анастасии. Несмотря на сказанное пару минут назад, девушка выглядела вымотанной: с темными кругами под глазами давно не справлялась косметика; сами глаза были красными и слезящимися; а в их уголках красовались глубокие морщины, несмотря на юный возраст Анастасии. Тяжелая работа не проходила бесследно.
Шагая по коридору, Мишель поглядывал на пережившие многое кеды, которые смотрелись на фоне блестящего паркета как нищий, зашедший в магазин с эксклюзивной одеждой. Одни только туфли-лодочки Анастасии выглядели дороже всего, что было на Мишеле, а ведь она всего лишь работала здесь.