– Если было плохо, то почему ты возвращалась еще?
– Не знаю, – расправила плечи Лола. – Однажды нашла мешок с игрушками рядом со служебным выходом кафе и не смогла их оставить там. Решила отвезти в приют.
– Помню. Все игрушки тогда расхватали, а мне досталась только заводная лягушка, которая не прыгала. Тогда я не понимал, что для нее нужен был ключ.
– Потому я тебя и запомнила. Ты громче всех вопил: «Моя игрушка не работает, тетя обманщица!», – расхохоталась Лола. – Я тогда еще подумала, как можно было быть таким вредным. Но в итоге ты единственный сказал «спасибо». Не то, что эти неблагодарные…
– Даже думать боюсь, какими они выросли, – пробормотал Мишель. – Они и тогда вели себя как маленькие заключенные. Не понимаю только, как тебе удалось получить разрешение на усыновление.
– Странно, что ты не в курсе. Здесь для того, чтобы забрать ребенка даже постоянное жилье иметь не обязательно.
– Наверно, это и к лучшему.
– Конечно! Было же весело все эти годы. А уже сегодня вечером все увидят тебя по телевизору и будут знать, что я твоя мать! – Лола шутливо задрала нос, показывая гордость.
– Сейчас снова разволнуюсь, – поежился Мишель. – Надеюсь, смогу порепетировать до основной репетиции.
– Ага, и перед той репетицией тоже порепетируй, – засмеялась Лола.
– Но я волнуюсь…
– Просто постарайся получить удовольствие от вечера. Все остальное не важно. Для меня ты будешь самым лучшим.
Машин на дороге становилось все больше, и Мишель с интересом рассматривал их, совсем как в детстве. Тогда, лет десять назад, он мечтал о том, что вырастет и будет рассекать на дорогом автомобиле по пустынным дорогам. Сейчас же это казалось глупым. Хоть Мишель и умел водить машину, куда больше ему нравилось быть в качестве пассажира. Он считал себя слишком невнимательным. Каждый раз, когда Мишель садился за руль, в мыслях тут же начинали прокручиваться всевозможные несчастные случаи и аварии.
Чем ближе они подъезжали к Лефонту, тем ярче светило солнце. Мишель щурился, но все равно не закрывал глаза. Ему хотелось рассмотреть каждую травинку за окном, пока осень не закрасила все окрестности желто-оранжевой краской.
– Ничего не вижу, – пробормотала Лола.
Очки от солнца не спасали, и она сощурилась, стараясь рассмотреть дорогу.
– Ты не чувствуешь запах? Как горелая проводка или что-то в этом духе.
– Фу, ну и вонища! – скривилась Лола. – Не понимаю, почему не почувствовала этого, пока ты не сказал.
Она остановила машину, съехав на обочину. Мишель выскочил наружу первым. Из капота валил едкий дым. Запах был настолько мерзким, что Мишель только обрадовался тому, что перед отъездом они не успели позавтракать.
– Мог бы и помочь, – обиженно вздохнула Лола, резко открывая капот вольво. Дыма стало еще больше, и она закашлялась. – Похоже, дальше тебе придется своими силами. Вряд ли наше чудовище сможет дотянуть до города.
– И что делать? Тут же даже автобусных остановок нет.
– Глупые вопросы задаешь, – снисходительно улыбнулась Лола. – Остановишь какую-нибудь машину, и тебя подвезут. Тем более, до Лефонта осталось меньше десяти километров.
– А ты? Обещала же, что будешь со мной, – в голосе Мишеля засела обида.
– Я не собираюсь сидеть здесь всю оставшуюся жизнь, – немного нервно хихикнула Лола. – Вызову эвакуатор, заодно спрошу, где здесь можно починить машину. Если все будет нормально, то к вечеру приеду не на чужой развалюхе, а на нашей.
Мишель почувствовал, как в горле образовался ком. Идеи матери не радовали. Они казались сложно выполнимыми. Мишель совсем не хотел ехать в незнакомый город без Лолы. Если рядом с ней даже самые неприятные места казались вполне нормальными, то без нее весь мир выглядел пугающим. Мишель понимал, что, несмотря на возраст, так и остался ребенком, который привык искать защиты у Лолы. И пусть на первый взгляд она казалась инфантильной, впечатление было обманчивым. Никто, кроме Лолы не заступался за Мишеля, как детстве, так и сейчас. Он ценил это и старался тем же отплачивать матери.
2. Нильс и гуси
Мишель волочился по шоссе. Все еще хотелось спать, и потому тело совсем не слушалось. Гитарный чехол, в котором кроме инструмента нашлось место и для самых необходимых вещей, казался тяжелым, как булыжник.