«Страна, которая дала миру Гайдна, Моцарта, Шуберта, Иоганна Штрауса, может погибнуть, если мы все вместе не поможем ей и не сделаем этого сейчас»; «все знают об условиях в крупных европейских странах, но вряд ли кто-нибудь знает о том, что происходит в Австрии, где люди почти лишились мужества и надежды». Мы говорили им, что «по всей Австрии население страдает от нехватки практически всего, а в Вене условия достигли пика страданий». Потом мы говорили: «Пусть социальная служащая сама расскажет о ее ежедневных попытках сотворить невозможное, — и цитировали подлинные письма, которые получали: „наши железнодорожные станции разрушены бомбами. Среди руин живут тысячи перемещенных людей, ожидая поездов, которые должны их забрать неизвестно куда, и каждый день прибывают сотни новых. Умершие и умирающие, тяжело больные лихорадкой и маленькие дети ютятся вместе среди разрушенных стен. У нас нет убежища для этих беднейших из бедных. Когда прибывают новые транспорты, мы обычно находим маленьких детей с пеленками, примерзшими к их истощенным телам, детей, одетых в газеты или старые тряпки, связанных вместе веревкой и кусками отломанной проволоки, и взрослых на всех стадиях голодания и истощения. Обычно эти люди находятся в товарном вагоне две недели или больше без всякой поддержки. Это абсолютно невозможно — описать состояние, в котором они прибывают. Нам нужна еда, одежда и материалы первой помощи для тысяч, но того, что у нас есть, едва ли достаточно для нескольких сотен“.
„Мы не можем получить игл. Приходится брать иглу напрокат за шиллинг в день, и горе, если сломаешь ее“.
Профессор Венского университета писал в письме к нам:
„Лично меня голод волнует не так сильно, но весьма затруднительно, что я не могу достать шнурков для ботинок, и приходится ходить без них“».
Дальше в листовке следовало: «Настоятельная необходимость помощи чувствуется и подчеркивается также командованием оккупационной американской армии. Совместно с местными австрийскими агентствами они недавно прислали нам более 5000 адресов наиболее нуждающихся людей».
Потом мы говорили, что основали нашу корпорацию и назвали ее «Trapp Family Austrian Relief, Inc.», чтобы наше имя могло стать гарантом того, что каждый цент, каждая вещь, достигнут места своего назначения: нуждающегося человека в Австрии. «У нас нет никаких накладных расходов. Мы делаем все своей семьей».
Затем мы предлагали пути помощи Австрии:
«1. Присылайте нам любую одежду или нескоропортящиеся продукты питания, без которых вы можете обойтись. Мы можем использовать все: шнурки, карандаши, иглы и нитки, шерстяные одеяла…
2. Помогайте пожертвованиями в адрес „Trapp Family Austrian Relief, Inc.“, Стоу, штат Вермонт. Ваше пожертвование, как вклад в благотворительность, не удерживается из подоходного налога.
3. Пишите нам и спрашивайте адреса нуждающихся семей и отдельных лиц, если вы предпочитаете заботиться о ком-то самостоятельно».
Листовка заканчивалась так:
«На днях мы прочитали слова Святого Амбросия, одного из величайших людей четвертого столетия, который сказал во время голода: „Если ты знаешь, что кто-то голоден или болен, и у тебя есть средство помочь ему, но ты не помогаешь, ты будешь нести ответственность за каждого умершего, и за каждого маленького ребенка, который будет покалечен или изуродован на всю жизнь“. Нам нужно также помнить и другие слова: „Пока вы будете делать это для Моих меньших братьев, вы будете делать это для Меня“».
Так, взяв с собой почтовую бумагу, сто тысяч листовок, резиновый штамп и лучшее из доброй воли, мы отбыли на западное побережье.
Мы никогда не делали ничего подобного раньше, но разве не было также в свое время с нашим музыкальным лагерем, выставкой ручных работ, концертами, или строительством нового дома? Эти огромные задачи свалились на нас, даже не предоставив достаточно времени, чтобы купить справочник и посмотреть «как».
Мы брались за все, что только приходило в голову. По прибытии в город, одни из нас отправлялись в местную газету, чтобы дать интервью о голодающей Австрии, пока остальные проделывали то же самое с местной радиостанцией. Обычно, с обеих сторон мы получали всеобъемлющее понимание и поддержку. Во время концертов раздавались листовки, а в антрактах я обращалась к публике. Я привыкла говорить: