– Полстраны пьет, – считает Демьян. – Если всех не прощать, так это что же получится: страна вообще без мужиков останется?
И, по всей видимости, Бог его заметил. Вчера заехала к Даше – своим глазам не поверила: Демьян изменился, совсем другим стал: настоящим мужиком – опорой семьи. Перемены в доме большие. Позавидовала я белой завистью. Взяла адрес старушки. Завтра своего повезу, чем черт не шутит, – не по-христиански резюмировала Маша.
– Ну и Слава Богу! – произнесла баба Варя. – Это надо же такому случиться, чтоб человек сам, на ощупь, вопреки запретам, нашел дорогу к храму. И где? В своей душе! Чудеса!… – удивлялась она.
Проводив Машу, баба Варя села на пустую лавочку. К ее удивлению, Марьи Изотовны во дворе не было, ходили слухи, что она прихварывала.
– Добрый день, Варвара Александровна! – услышала баба Варя за спиной. В мужчине, который с ней поздоровался, она признала Егора, мужа Маши. Егор чем-то напомнил бабе Варе «Балбеса» – героя фильма Гайдая «Самогонщики».
«Балбес» улыбнулся как-то кривенько и виновато, улыбкой провинившегося и загнанного в угол школьника.
«Да! Из него уж точно «полковника» не вылепишь, – подумала баба Варя, оценивая Егора и вспомнив о гадании Маше на кофейной гуще. Но, как знать, учитывая неистовую одержимость Маши, может быть, что-нибудь да и получится…»
– А где Маша? – спросил Егор, тупо уставившись на бабу Варю.
– Минут двадцать как ушла…
Егор ушел, никак не отреагировав на сказанное.
– Похолодало нынче, зима уж на носу, – отметила для себя баба Варя и накинула на плечи пуховый платок. Промозглый ветерок срывал последние листья с жердели и, как полноправный господин, сбрасывал с клумбы наряды. На смену ярким летним звукам, еще недавно наполнявшим собой дворик, приходили новые, слегка подзабытые: от них исходила грусть. На город надвигалось безлюдье. Это было заметно по дворику: через него проходило все меньше и меньше людей.
– Перезимовать бы как-нибудь, весной полегче будет: дни потянутся быстрей, а там и мои подъедут, – рассуждала баба Варя, сидя на лавочке и кутаясь в платок.
Зима проходила за чаепитиями, гаданиями на кофе, встречами с Дашей и Машей, пятиминутными посиделками на лавочке с Марьей Изотовной. Несколько раз забегал Ленька, справлялся о Никитке. В конце мая пришла Неля.
– Скоро буду вашей соседкой. Во втором доме сняла квартиру. Завтра развод с Женькой, – бесстрашно доложила она прямо с порога дома.
За этим бесстрашием баба Варя разглядела безысходность, боль, сострадание к себе самой.
– К чему такая спешка? Может, следует разобраться в чем-то? – медленно, с расстановкой спросила баба Варя.
– Поздно! – еле слышно пробормотала Нелля.
В семье Токмазовых догадывались, что жизнь у Нельки не складывается. Знали об изменах Женьки, но лишних вопросов никогда не задавали. Впервые об этом заговорила сама Неля.
Баба Варя не пыталась проникнуть в скорбную тайну подруги своей невестки, не стала делать попытки разгадывать ее бессонные ребусы. Одним словом, в душу к Нельке не лезла.
– Все будет хорошо! – единственное, что сказала баба Варя уставшей от превратностей судьбы женщине, – все обязательно будет хорошо!
Нелли посмотрела на бабу Варю неуверенно, исподлобья, но поверила сказанному. Не поверить бабе Варе было невозможно.
Нелька была рада соседству пожилой женщины с молодыми глазами и безмятежным взглядом.
Долгожданный июнь, вернее, его конец, баба Варя встретила с непрерывными дождями, раскатами грома, похожими на рык колокола, оповещающего о чем-то важном.
Важным для бабы Вари был приезд Никитки. Его привез Сергей Григорьевич Токмазов, Жанна приехать не смогла, так как только вышла на работу. С приездом детей и баба Варя превратилась в большого ребенка. Утерянное приходило к ней в снах, а сейчас было наяву, рядом. Она радовалась им, своим детям, как радуется ребенок, получивший подарок. От этой радости комнаты наполнились светом, даже мокрый от дождя дворик засветился. Через неделю Токмазов уехал: его ждала работа. Никитка остался до сентября. И потекла летняя жизнь дворика по новому кругу. Наполнился дворик летним содержанием с его особым смыслом, с закономерностью и жизнью, от которой каждый день сердце скачет… от звуков и запахов… ах, таких родных, ни с чем не сравнимых…
Север для Никитки стал чужбиной, а дворик – малой родиной…