– А у нас гости! – с улыбкой заявила Майя Федоровна дочери.
Напротив светящейся от счастья Аниной мамы сидела тетя Тая. Уж год прошел с тех пор, как в доме соседей Кныш поселились незнакомые люди. После того, как Владимира Павловича осудили на семь лет за подрыв советской экономики, тетя Тая в течение долгого времени разрывалась между мужем, сыном и домом, пребывая в постоянных разъездах, а вскоре и вовсе исчезла. И вот теперь она, маленькая, высохшая, с заметно поредевшими рыжими волосами, вновь объявилась в доме Видовых. С ее появлением что-то вернулось из «той» жизни. Дом ожил, впустив тысячи прежних звуков: звяканье чашек, запах кофе, хлопанье дверей, хриплое тиканье часов, шарканье Верного. Звуки не исчезали, они были и раньше, но с возвращением тети Таи переродились, приобрели старые оттенки, от них веяло уходящей и когда-то счастливой жизнью.
– Анечка, милочка моя, – радуясь по-детски, выплеснула тетя Тая, – неужели это та маленькая девочка, которую я всю жизнь знала?
– Сильно изменилась? – выразила беспокойство Майя Федоровна.
– Повзрослела, – серьезно ответила тетя Тая.
– А вот рыбку золотую так и не поймала, – пожаловалась Аня и прижалась к плечу гостьи.
– Девочка моя, в твои-то годы, – подбодрила тетя Тая, – главное, милочка моя, вера! Ее бы, окаянную, не утратить. Вера ведь – это лекарство, – выдохнула тетя Тая.
– Если б еще знать, во что и как верить, – без оптимизма кивнула Аня.
– В себя Анечка, в себя… надеяться только на себя, а Бог… милая, он ведь у каждого свой.
Тетя Тая вынула из кармана халата измятую пачку сигарет, долго чиркала зажигалкой, но руки дрожали, не переставая. Раньше такой слабости она не позволяла, курящих женщин презирала. Зажигалка не поддавалась, она швырнула сигарету, не справившись с дрожью. И вдруг Аня поняла, что перед ней не тетя Тая, а слабая женщина, пытающаяся стать сильной, решительно карабкающаяся вверх по тропе. Она идет по следу, как раненый зверь, чтобы найти, наконец, покой после гона.
У Ани дрогнуло сердце. Собственно говоря, что Видовы знали о семье Кныш? Ничего, кроме того, что хорошие соседи. О частной жизни этой семьи можно было только догадываться. Никто из Видовых не смел спросить о Владимире Павловиче. Тетя Тая сказала сама:
– Попал под амнистию, но поздно. Там… сильно заболел. Открытая форма туберкулеза. Врачи надежды не оставили.
О Сереже – ни слова. Конечно же, она знала, чем занимается ее мальчик, которым так когда-то гордилась. Наступила тишина. Разговор не клеился. Выручил Николай Георгиевич:
– Пора бы, девочки, и по стопочке – за встречу.
От домашнего вина, которым так гордился хозяин дома, тетя Тая не отказалась. После первой стало легче, беседа заладилась. Говорили о кактусах, погоде, работе, огороде и только не о конкретных судьбах. Слишком больно было говорить о людях, которым довелось жить во времени, уравнявшем высокое и низкое. Когда пошлое и мерзкое получало те же права, что и высокое, когда их охраняли одни и те же законы. Когда самые низменные качества человека для многих становились основными ценностями. Эти ценности имели своих защитников и даже певцов.
– Я завтра уезжаю, – неожиданно сообщила тетя Тая, – пойду, уж поздно, еще нужно успеть собраться… утром зайду на кофе…
Уходя, она обернулась, виновато улыбнулась и тихо закрыла за собой дверь. Каким-то непонятным чутьем, своим седьмым чувством Аня догадалась, что больше ее никогда не увидит. Она не ошиблась. Утром тетя Тая не пришла, а вечером к Видовым зашел мужчина и сообщил:
– Я ваш сосед.
– Кто-кто? – переспросил Николай Георгиевич.
– Сосед, – повторил мужчина и показал на дом тети Таи.
Позже разошелся слух, что новый жилец был когда-то компаньоном Владимира Павловича, что семья Кныш задолжала ему приличную сумму денег, и что тете Тае ничего не оставалось, как расплатиться за долг домом. Куда она уехала, и что стало с Владимиром Павловичем, никто не знал. О Сергее Кныше поговаривали, что его бригада промышляла рэкетом, курировала крупные рынки и гостиничный бизнес в нескольких городах Черноморья. «Красивая» жизнь продолжалась недолго. Его постигла судьба многих крепких, сильных парней, заблудившихся в лабиринтах времени. Сережу убили в очередных криминальных разборках. Узнал ли о смерти сына Владимир Павлович, если вообще был жив, сообщили ли тете Тае о ее кровинушке – никто не знал.