В тот вечер она затеяла преждевременную генеральную уборку в доме.
– Еще две недели до праздника. Аня, успеешь прибраться, – удивилась Майя Федоровна.
Но она не слышала маму, потому что готовилась не к встрече Нового года, а мытьем окон, дверей, полов старалась отвлечься, заглушить обиду, тоску, разочарование, неустроенность и душевное одиночество. Прибирая комнату Николая Георгиевича, Аня наткнулась на открытый сейф.
– Странно, отец даже ключи никогда не оставлял, – пронеслось в ее голове.
Не давая себе отчета, она машинально перебрала содержимое сейфа: коробочки с наградами отца, письма, документы. Николай Георгиевич прошел всю войну, брал Берлин, и Аня гордилась им, когда он, участник Второй Мировой, рассказывал в школе о памятных сражениях, изменивших мир, когда ученики разглядывали в отце далекое, но вдруг такое близкое прошлое. Николай Георгиевич особо наградами не кичился, считал, что время было настолько трудным, что каждый, кому довелось в нем жить и выжить, уже был герой. Коробочки с медалями лежали на документах и постаревших вырезках из газет и журналов с хроникой о Великой Отечественной войне. Среди множества бумаг Аня увидела пожелтевшую от времени фотографию. Изображенная на ней девочка лет пяти привлекла ее внимание и заинтересовала. Аня догадывалась, что у ее отца от первого брака где-то растет дочь, но ничего о ней не знала. Она рассматривала фотографию и размышляла:
– Где-то я видела это лицо, но где?
Аня еще находилась под впечатлением телефонного разговора с Динкой. Ее внимание было рассеянно, она никак не могла сосредоточиться и напрячь свою память. Неожиданно для себя она взяла фото, положила его в задний карман льняных брюк и вышла из комнаты. Позже, перед сном, достала снимок и, пристально всматриваясь в черты лица, стала перелистывать в памяти знакомые лица. На обратной стороне нашла короткую надпись: «Настя Видова. 5 лет».
Изучая лицо девочки, вдруг поняла, что она когда-то встречала лицо с большим родимым пятном на левой щеке и шее, точь-в-точь как на фото у девочки.
– Но где, где я видела это лицо с большим родимым пятном? Неужели в школе? Не может быть! – рассуждала она, потому что помнила каждого ученика в лицо. – Тогда где?
Заснуть уже не пыталась. Знала, что все усилия и старания бесполезны.
Под утро Аня распахнула окно в сад. Земля только готовилась к зиме. Скоро, независимо от ее проблем и желаний, выпадет первый снег. И все вокруг станет празднично белым и чистым.
– Неприятности меня больше не страшат. Новый год принесет и новую жизнь, – рассуждала она, глядя на одиноко стоящую яблоню.
Слабый утренний ветерок коснулся ее голых веток, и все дерево слегка качнулось, как бы соглашаясь, что будет именно так, как желает Аня. Сон пришел сам и заполонил всю комнату. Проснулась Аня далеко за полдень.
– Не захворала? – у изголовья кровати стоял Николай Георгиевич.
– Ну что ты… сегодня воскресенье… немного расслабилась, – улыбнулась она на вопрос отца.
Верный вылез из-под кровати и жалостно уставился на хозяйку, дескать, совсем меня забыла и не замечаешь.
– Сегодня, дружище, пойдем гулять, – неожиданно заявила Аня.
Верный радостно заскулил.
– Собака, а понимает с полуслова, – отметила Аня, – не то, что некоторые…
Кого конкретно подразумевала под «некоторыми», она не знала.
– Кофеечку хлебнем и пойдем.
После этих слов Верный ринулся к двери.
Майя Федоровна и Николай Георгиевич не обременяли Аню лишними расспросами: куда и зачем пошла. Раз пошла – значит, так надо. Единственное, о чем просили, – звонить, когда задерживается.
– Куда собралась, дочка? – вдруг спросил отец.
– К морю… прогуляться, – ответила Аня, удивленная вопросом, хотя не определилась в маршруте прогулки.
– Зачем берешь собаку? – спросила ничего не понимающая Майя Федоровна.
– Просто так, – ответила Аня и, охваченная волнением, посмотрела на родителей. Впервые она заметила, как сильно они сдали. Аня с ужасом вздрогнула, ее сердце взбунтовалось против природы старения, она ясно ощутила жизнь как мгновение. Еще вчера она была далека от катастрофических ощущений, еще вчера в ней жила уверенность в завтрашнем дне, надежда на проблески счастья. И вдруг из ниоткуда пришло это отвратительное ощущение мимолетности жизни, когда, как в кино, перематываются прожитые годы, а в конце мелькают титры и последнее слово «конец».