– Сколько человеческих судеб искалечили законы. Разве их сочинителям понять нужды простых людей? Никогда!!! Побыть бы им в шкуре этого курда и тысяч ему подобных! Как знать, может быть, и законы наши были бы мягче! – продолжала возмущаться Лизка.
Ее воображение рисовало картину грустную. Она вспомнила, как представители городской общественности насильно заталкивают вещи и тех, кому они принадлежат, в машину. Лизка четко видела огромные, полные боли глаза главы семьи. В них она читала: «За что? Что такого преступного мы совершили?». Эти глаза, как и ее сердце, не могли найти ответа, потому что он сводился только к закону. В этот момент Лизка ощутила чужую боль как собственную. Для нее нет чужой боли. Она знала только одно: у каждого человека должна быть Родина, а если в силу каких-то исторических событий человек вынужден ее покинуть, то он сам вправе решать, где ему жить.
Ее мысли нарушил Вачик:
– Ребята, ничего, если я на несколько минут заеду домой, а потом на студию?
Гробовое молчание означало, что Петька с Лизкой согласны.
Вачик при въезде в город свернул в Алексеевку, один из самых застроенных районов курорта. Красивые дачи, одна лучше другой, с вьющейся виноградной лозой, красивыми, ухоженными дворами, пестрящими цветами на клумбах вернули Лизу к действительности. Вачик остановил машину перед домом. Группа подростков из пяти человек решала возникшую между ними проблему. Вальяжный черный пудель мирно наблюдал за ребятами.
– Арсен! Уведи Семена в сарай, сейчас дядя Гриша придет копать огород, – приказала из окна своего дома молодая красивая женщина.
Семен быстро отреагировал на свое имя и знакомый голос, громким лаем дал понять, что дядю Гришу он встретит достойно, так, как и подобает сторожу дома.
– Пусть идет. Собака его не тронет! – ответил Арсен. Женщина увидела в окно Вачика и улыбнулась на его приветствие. Лиза поняла, что она жена Вачика и мать Арсена. Вдруг Семен истошно залаял и бросился на мужчину, который пытался открыть ворота дома, где жил Вачик.
Дядя Гриша, мастер огородного дела, попытался спрятаться за Вачика.
– Уберите своего волкодава! Он вчера порвал на мне новые брюки, – задыхался от возмущения дядя Гриша.
– Это потому, что вы мою собаку обзываете «армяном кучерявым», – пожаловался Арсен.
Дядя Гриша от волнения чихнул так, что у стоявшей рядом с домом машины сработала сигнализация. Сосед Вачика – хозяин машины – выскочил из дома:
– Если еще раз угонят – не вынесу! – нервно выпалил он.
При виде человека в строгом черном костюме, затемненных очках и с кейсом в руках Семен перестал лаять и бросаться, а напротив, уселся на задние лапы и уставился на соседа.
– Как он благодатно влияет на собачью ярость! Прямо волшебник, – заметила Лизка, оценив респектабельный вид импозантного соседа.
– А ты думаешь, наш Семка дурак? У Виктора Ивановича Икоткина депутатская неприкосновенность. У Семена свое собачье чутье на мандат, – похвастался Вачик.
В это время у Лизки зазвонил телефон.
– Лиз! Ты не забыла? – Лизка услышала знакомый и родной до боли голос Соньки, самой верной и надежной подруги. Конечно же, она, Лизка, помнит, что сегодня день рождения у самого родного человека в ее жизни – Соньки. Последние десять лет Сонька была не просто подругой – она была праздником в рутинной жизни Лизы.
– Сонька, дорогая, поздравляю! Вечером буду у тебя! Обязательно! – задыхалась от радости Лизка.
Семка подполз к Лизке и лизнул ее ногу. Она погладила черную вьющуюся, как каракуль, шерсть и оценила умные, немного грустные глаза Семена.
– У тебя верный друг и защитник. Я б не прочь иметь такого, – сказала она Арсену.
– А у нас скоро будут щенята. Правда, его избранница – дворняжка. Живет у Саньки на даче, – заявил Арсен.
– Зато «сердце – чистейшей породы», – по-асадовски, языком поэта, парировал Санька – худощавый парнишка, который вместе с ребятами наблюдал за происходящим.
– Я обязательно возьму щенка, если подарите, – пообещала Лизка.
За это время Вачик успел решить все свои семейные и огородные проблемы и в хорошем настроении вернулся к машине, поинтересовавшись у сына, успел ли он выучить заданные на дом уроки.
– Эта химичка достала меня, – прошипел Арсен.
– А ты не химичь, и все будет в порядке, – приказал Вачик сыну. Затем сел в машину, включил заезженную кассету, и машина рванула на телевидение.
Впереди было самое сложное: успеть смонтировать и выпустить в эфир сюжет.
До студии пять минут езды. Но Лизке хватило и двух минут, чтобы оценить прелесть родного города. После дождя в небольших лужах смеялись солнечные зайчики. Они приветствовали прохожих, весело глядя на них снизу. С листьев деревьев на прохожих капали дождевые слезы. Бабочки летали во все небо. Они звали Лизку с собой, убеждая своим сказочным полетом, что всю прелесть города можно увидеть лишь сверху. Только оттуда можно услышать мелодию лета, уже узаконившего свое царство в городе на три месяца.