Наступило гробовое молчание. Нужно было что-то делать. Но что? Лизка всегда отличалась непредсказуемостью. Эта черта характера победила молчание.
– Моя жизнь не нуждается в ярком гриме. Легких путей я не искала. Чтобы со мной ни случилось, свой путь пройду… достойно… Я готова быть исключением в обыденности. У каждого своя дорога, – не говорила, а исповедовалась Лизка, глядя в Костины глаза. Но там была пустота. Никаких следов покаяния.
– Прощай! – дрожащим голосом сказала она, встала из-за стола и медленно пошла к морю. Лизка знала, что Костя ее не вернет. Она понимала, что для него эта новость – удар, принять и смириться с которым без осмысления невозможно.
«Почему удача убывает? Почему в душе живут вопросы, на которые нет ответа? Неужели они так и останутся неразгаданными кроссвордами?» – рассуждала Лизка, наблюдая за морем.
Оно готово было разделить с ней рутинность будней. Море готово было смыть и унести далеко-далеко знакомое ей ощущение безмолвной тоски и тревоги.
Природа просилась в душу. Вечерело. Вокруг рассыпалась тишина. Высоко в небе летела стая птиц. Слезы текли по Лизкиному лицу ручьем. Птицы летели все дальше и дальше над безбрежным темно-синим морем на свой остров. И вдруг отбившаяся от стаи птица камнем полетела вниз и растворилась в море. Лизка была готова плыть сколько угодно, лишь бы вернуть птицу к жизни. Слезы безжалостно и предательски душили. В последнем несостоявшемся птичьем полете Лизка тонко заметила Степкину судьбу. Природа примирила ее с собственными противоречиями. Это зыбкое перемирие вызвало желание писать. Писать ни о чем и обо всем. О счастье, о его присутствии в самом минимальном количестве. Ей бы, Лизке, хватило. Ей достаточно было почувствовать его волнительный и дразнящий запах, чтобы стать чуточку счастливей.
– Завтра начну оформлять документы на усыновление! – ее решение не подлежало обсуждению.
Мобильник раскалился от звонков, но Лизка их не слышала. Она была поглощена своими мыслями и красотой родных мест. Море завораживало. Особенно закат. Сегодня он был другим, более мягким, ровным, плавно уходящим в море. Он как бы предупреждал, что закат дня – это далеко не закат жизни. Никогда в жизни нельзя ставить точку. Только многоточие… Потому что за тем, что нам кажется концом, обязательно последует продолжение. Мобильник не переставал звонить, и Лизка уступила, ответив. Звонила Сонька.
– Лиз! Куда пропала? Где ты? – вопросы сыпались, но сил отвечать на них не было.
– Сонька, у меня все нормально.
– По голосу – не скажешь. У меня для тебя хорошая новость. Звереву уволили. Тебя разыскивает администрация. Ищут через меня. Ты что отключила все телефоны?
– Но зачем? И при чем тут я?
– А при том, что тебя хотят поставить вместо Зверевой. Завтра обязательно зайди в пресс-службу администрации. Ты слышишь меня?
– Слышу, Сонька. Слышу!
– Ты что, не рада этой новости?
– Сонь, ты ведь знаешь, что я никогда не рвалась к власти. Творчество и власть несовместимы. Я тебя очень-очень люблю. Спасибо за звонок!
Лизка разулась и пошла по остывшему песку. На минуту море умолкло. Не было шума, даже волны замерли. Вокруг стало тихо: ни звука, ни скрипа, ни треска, лишь далеко за набережной можно было уловить знакомую мелодию. «А вечер был удивительно хорош», – донеслось до Лизкиного слуха.
Достаточно было одной только строчки, чтобы все вокруг нее стало зеленым, летним. Теперь она шла уверенно. Она не боялась одиночества и пустоты, подстерегавших ее дома. Рядом с ней был ее родной город, море и эта песня с подающими надежду строками: «И будет сегодня лучше, чем вчера…».
Лизка добралась до своей квартиры легко, а главное, без приключений. Включила телефон и улеглась. Она знала – впереди бессонная ночь.
Утро было безрадостным. Не было сил подняться. Все тело ломило, сильно болела голова. Не спасали ни таблетки, ни кофе. У нее начинался жар. Термометр зашкаливал за 38 градусов.
Что это? Ослабленный от нервных потрясений организм не в состоянии был больше сопротивляться?
Три дня Лизка не вставала с постели. На четвертый увидела в зеркале не себя, а тень, претендующую на жизнь.
А жить как-то надо было. Вопрос лишь в том, как? Несмотря на слабость, Лизка решила съездить в детский дом. Если бы ее попросили рассказать, как она добралась до кабинета Натальи Николаевны, она бы ничего не припомнила. Все было как в тумане. Только когда Лизке объяснили, что Наталья Николаевна уехала на совещание, а Степку забрал солидный и деловой на вид человек, она пришла в себя. Воспитательница никакой более точной информацией не располагала. Она сказала лишь то, что знала.