вдохновением, - вспомнил слова Спасителя: "Прежде чем петух пропоет третий раз, ты
трижды отречешься от меня". И заплакал. Вот!
- Да, Христос понимал толк в таких вещах, - холодно и буднично ответил доктор, -
ведь среди двенадцати учеников был Иуда, Фома неверный и этот Петр. Но только не
всякий возглашающий: "Господи, Господи, я люблю тебя", спасется. Вот что я хотел
сказать вам. Мистера Виллиама всю жизнь любили через край, а что толку?
Волк распахнул конюшню и вошел. Пахнуло, как из медвежьего садка, соломой и
животным теплом. Он вышел, ведя под уздцы молодую лошадь. Она горячилась, косила
большим карим глазом, взметывала голову и переступала с ноги на ногу.
- Это вам, мистер Гроу, - сказал Волк. - Ну-ну-ну, моя красавица! - он похлопал ее по
спине. - Чувствует чужих, не любит уезжать от хозяина... Ничего, ничего! Не бойся, не
бойся, через три дня тут будешь.
- Зачем через три? - возразил доктор. - Как доедем, я сразу ее отошлю со своим
конюхом. Так! - Он вынул кошелек. - Ну, дорогой, благодарю вас за все, и вот...
- И не вздумайте! - резко отвел его руку и сам отстранился Волк. - Мистер Виллиам -
крестный нашего сына. Нет, нет, сейчас же уберите, а то обидите насмерть!
Доктор спрятал кошелек.
- Ну что ж, давайте я тогда обниму вас, мистер Джемс, - сказал он спокойно. - Дай Бог
вам и вашей очаровательной жене всего, всего. Я думаю, то лекарство, что я выписал, поможет.
Вошла Джен с сумкой.
- Вот, мистер Саймонс, - сказала она, обращаясь к нему по имени. - Здесь жареная
курица, и кроме того, я положила кувшин с медом.
Волк выпустил из объятий Холла и вошел в конюшню. Джен метнула ему в спину
быстрый взгляд и продолжала:
- Я очень прошу вас. - И, пока Гроу принимал у нее сумку, она украдкой крепко
пожала ему руку. - Очень! Доктору будет некогда, а вы уж не поленитесь, с каждой оказией
давайте нам весточку о мистере Виллиаме. Вся наша семья обеспокоена. Это наш друг, у
нас его так любят.
Доктор с улыбкой посмотрел на открытую дверь конюшни.
- Стой! Да стой ты! - говорил там Волк лошади неторопливым, хозяйским голосом.
- И ТОГДА пропел петел третий раз, - сказал весело доктор, - петел пропел, а Петр
заплакал, ибо понял - как ни люби, а отрекаться ему все-таки придется! Так-то вот, миссис
Джен...
К вечеру третьего дня они уже въезжали в Стратфорд. Пройдет лет полтораста - и
Гаррик назовет его "самым грязным, невзрачным и неприглядным заштатным городом во
всей Великобритании". Да, но то великий актер Гаррик - кумир театральных капищ, первый актер века, привыкший к морям света, копоти факелов, блеску стеклярусов, радуге
вееров, поклонениям и истерикам, - то Гаррик! Гроу же, наоборот, городок понравился
тихо, мирно, непритязательно, робкая весенняя зелень пробивается через землю. Деревья
стоят тихие, задумчивые, в нежной, тонкой листве. Пахнет свежей землей. Зато в большой
красной харчевне, мимо которой они проехали, горели все окна (одно даже на чердаке), и
кто-то бестолково ударял в бубен, а кто-то притопывал ему, и все смеялись. Потом запели.
Холл посмотрел на Гроу и улыбнулся.
- Будет где, будет где, - сказал он. - А мед здесь тоже знаменитый. Ну вот, сейчас через
мост и дома!
Два человека, мирно разговаривая, прошли мимо них, и каждый притронулся к шляпе.
Доктор придержал лошадь и остановился.
- Вы что, прямо из Лондона? - спросил один. - Ну что там?
- Да все так же, мистер Шоу, все стоит на том же самом месте, - отвечал Холл. - А что
у Шекспиров?..
Шоу посмотрел на Гроу.
- А это тот самый молодой человек, которого...начал Холл.
- Ага! Знаю! - Шоу слегка кивнул Гроу. - Поезжайте же скорее! Вас там заждались.
Он тронул шляпу и быстро отошел. Холл вопросительно посмотрел на второго
джентльмена.
- Плохо, мистер Холл, - сказал второй. - Мистера Грина два раза с бумагами вызывали, если не полегчает - пойдут за преподобным Кроссом. Кашляет, рвет его! Кровью!
- Едем! - приказал Холл и дал коню шпоры.
Они проскакали несколько улиц прямо, потом резко свернули и поехали по топкой,
пахнущей тиной земле. Холл молчал и только раз предупредил:
- Осторожно! Здесь канавы и доски, - придержал лошадь.
- А что там? - спросил Гроу.
Доктор поморщился.
- Да я уверен, что ничего, - ответил он. - Обычный припадок - и все. Опять, наверное, те молодцы приезжали! И как они так подгадывают, когда меня нет? Ну, сейчас увидим!
Но вот что, - он снова придержал лошадь, - когда войдем в дом полное спокойствие!
Никаких там испуганных взглядов, вопросов или предложений. Поняли? Я все вам сам
скажу, что надо. Поняли? Сговорились?
- Сговорились, - ответил Гроу, - никаких вопросов.
Им отворила старуха. Увидев доктора, она всплеснула руками и забормотала: "Ну, слава Богу, ну, слава Богу!" - и заплакала.
- Что, плохо? - спокойно спросил доктор, раздеваясь.
- Два раза за вами посылали, - сказала старуха.
- Да и сейчас бы меня не застали, - объяснил доктор, приглаживая волосы и
отстегивая шпагу. - Я прямо сюда! Там наших лошадей нужно будет забрать, а то что-то
нас никто и не встретил! Сразу видно - нет хозяина. Ну хорошо, проводите молодого
человека в гостиную, а я сейчас приду. Сюзанна здесь?
- Здесь, - ответила старуха, - наверху. Ее отец не принял.
- Отлично, - кивнул головой доктор так, как будто это и впрямь было отлично. - Так я
сейчас! и он быстро вышел.
- Вот, - сказала старуха, когда они остались вдвоем, - вот, молодой человек, наша
жизнь. Правильно поется: вчера я сидел с вами, друзья, свежий и румяный, вчера я пил и
веселился, а сегодня пришла ко мне смерть и... Проснулся веселый, со мной шутил, внучке
что-то такое рассказывал, после обеда попросил своего любимого квасу, выпил один
глоток - да вдруг как закашляется. Упал лицом в подушку, зашелся в кровь. Кровь
печенками! Вот наша жизнь!
- Да, - сказал Гроу неловко, - да, это уж...
- Преподобный Кросс два раза приходил, - понизила голос старуха. - Только к нему
что-то не зашел. А он меня и спрашивает: "Мария, а кто это там у дочек?" Стала я ему что-
то плести, - она опять хмыкнула, - а он мне вдруг: "Ладно! Знаю!" - лег, вытянулся и глаза
закрыл. Разве с ним слукавишь? Он тебя насквозь видит. - Она открыла дверь в комнаты. -
Зайдите, сударь, посидите, обогрейтесь, доктор сейчас придет.
Гостиная была обширная, с темными стенами, камином, большим окном и двумя
дверями. Плечистый, бородатый мужчина, одетый по-дорожному, стоял возле окна и
скучно барабанил пальцами по стеклу. На вошедших он не обратил никакого внимания.
Старуха сердито взглянула на него, громко высморкалась, бормотнула что-то свое
неодобрительное и ушла. В комнате было темновато. В большом канделябре горела только
одна пара свеч (в доме, видно, знали цену деньгам), но стол, на котором стояли эти
канделябры, был покрыт богатой, тяжелой скатертью с бахромой и кистями. У стен стояло
несколько стульев, крытых тисненой кожей с золотыми лилиями, и несокрушимый шкаф с
врезанными костяными медальонами.
Плечистый постоял у окна, еще немного побарабанил, вздохнул, сказал печально и
иронически: "Да! Д-а-а! Да-да!" - и пошел по гостиной. Дошел до Гроу, остановился и
спросил:
- Вы здешний?
- Нет, - ответил он.
- А откуда?
- Из Кембриджа!
- Медик?
- Да!
Лицо плечистого сразу оживилось.
- Ах, вы, верно, тот самый студент, что... Вы к больному?
Гроу кивнул головой. Плечистый протянул ему РУКУ.
- Познакомимся. Ричард Бербедж. Актер!.. Слышали? Ну, очень приятно, значит,