По лицу рокайдианца скользнуло странное выражение, и будь это кто-то другой, Ирида поклялась бы, что он испытывает признательность к её матери за нескрываемую безрассудную любовь.
— Почему же вы не выгнали её сразу? — сухо спросила она.
— Не знаю, — ответил он. — Было просто любопытно, чем всё это кончится.
— Полно лукавить! — рассердилась девушка. — Вы ждали, как скоро она забудет о своей гордости и окажется в вашей постели, чтобы затем с позором вышвырнуть её из дома. И хватит об этом! Я не желаю слушать подробности падения своей матери! — воскликнула она, надеясь, что командующий закончит мучительный для неё разговор.
Ватро Нобус усмехнулся и щёлкнул зажигалкой. Золотой дракончик дохнул огнём, но его пламя так и не коснулось кончика сигареты.
— Возможно, ты права, — сознался он. — Вы, переселенцы, придаёте слишком много значения невинности девушки, и Лилиан, несмотря на всю любовь ко мне, никак не решалась переступить последнюю грань. Ну а я был страшно зол на неё. Я хотел втоптать её в грязь. Опозорить так, чтобы она не смела поднять голову и посмотреть в глаза окружающим.
— Удалось? — прошипела девушка. Сейчас она была готова его убить, причём без всякого снисхождения.
— Нет.
— Почему?
— Хвастать было нечем. Подумаешь, переспал с белокожей служанкой. К тому же эта дурочка так сияла, что у меня не повернулся язык кому-либо рассказать и, как оказалось, к лучшему. Впоследствии никому не пришло в голову связать беременность Лилиан с моим именем. — Ватро Нобус перестал улыбаться, и на его лице промелькнуло сомнение. — Не знаю, стоит ли тебе это рассказывать… видимо, придётся. Не хочу оставлять мины замедленного действия.
И он рассказал всё, без утайки — сначала о том, как выдал Лилиан замуж, а затем каким образом она оказалась в смертоносной пустыне.
— Теперь ты знаешь, что мной двигало, и я надеюсь, что живущий в тебе неподкупный судья, однажды примет смягчающие обстоятельства и твой приговор будет не столь суров, каким я читаю его сейчас в твоих глазах.
И в самом деле, по мере его исповеди девушка всё больше мрачнела.
— Ничего не могу обещать, — отозвалась она бесцветным тоном. — Вы признались в намеренном убийстве и вряд ли можете рассчитывать на снисхождение.
С явной досадой Ватро Нобус швырнул незажжённую сигарету в пепельницу, и та исчезла в бесцветной вспышке.
— Не глупи, Ирида! Не стоит поднимать шум. Я твой отец и никакой суд не примет твои слова в качестве обвинения, а иных доказательств у тебя не будет, это я тебе обещаю.
Губы девушки сжались в упрямую линию.
— Не сомневаюсь. Кстати, я уже говорила, что мой отец Корвин Фапивата и другого отца у меня нет, и не будет, — жёстко проговорила она и, помолчав, добавила: — Я признаю, что вы немало сделали для меня, но родство это нечто большее, чем кровные узы. Чтобы иметь право называться отцом нужно любить своего ребёнка… Помолчите, сэр! Я ещё не всё сказала! Родителями имеют право называться лишь те, кто находится рядом со своим ребёнком, и болеют за него всей душой в самые трудные моменты его жизни. Это не вы были рядом со мной, когда я… — она сглотнула горький комок в горле, — хотела умереть после того несчастного случая с сестрой.
— С твоей стороны было непростительной глупостью прыгать со скалы.
— Возможно. Но я была ребёнком, и я была в отчаянии. Если бы не папа, который сутками не отходил от меня, не знаю, чем бы закончилось дело. Это он утешал меня и как маленькой рассказывал сказки и кормил с ложечки.
— Поверь, я страшно рад, что подобрал Лилиан такого замечательного мужа. Потому зря расстраиваешься, я не претендую на его место. Я всего лишь хочу, чтобы ты подготовила мать к той шумихе, что начнётся, когда объявят, что ты моя дочь. Ближе к вечеру за ней прилетят. Я хочу, чтобы она прошла омолаживающие процедуры, — проговорил командующий с раздражением в голосе. — А теперь ступай, у меня нет больше времени. Да, чуть не забыл! Разведись, наконец. Хватит уже обманывать себя и других, Романович тебе не муж.
В преддверии грядущих неприятностей у девушки ёкнуло сердце: она понимала, что может сколько угодно хорохориться и не признавать рокайдианца отцом, но не считаться с ним было невозможно.