Вик заметил это и попытался поднять мне настроение, предложив научить играть в шахматы, но я то и дело раздражалась и отвлекалась и не могла запомнить даже правила, не говоря уж о стратегии.
— Ты стала сама не своя, — сказал мне Вик как-то днем, когда мы с ним разбирали присланные на этой неделе продукты.
Похоже, ученики-люди даже не замечали, что многие их одноклассники никогда не приходили сюда; они были слишком заняты тем, что забирали заказанные посылки — коробки с макаронами, пачки печенья. Вик сунул в свою холщовую сумку две бутылки апельсиновой содовой воды.
— И Балтазар тоже явно хандрит.
— Да. Наверное. — Чувствуя себя неловко, я уставилась в список Ракели, потому что вызвалась принести ее заказ вместе со своим.
— Балти пришел на наш последний фестиваль классических фильмов: «Семь» и «Подозрительные лица». Тема была «Кевин Спейси: До падения». Классно, да? Но Балтазар все это время просидел, уставившись в угол.
— Вик, я понимаю, что ты хочешь как лучше, но давай не будем об этом говорить.
Он пожал плечами и взял несколько банок супа.
— Я просто думал, не связано ли это как-то с Лукасом.
— Может быть. Что-то типа того. Тут все сложно.
— Насколько я понимаю, Лукас из тех парней, кого девчонки никак не могут забыть. Вспыльчивый, немногословный, весь такой необузданный и все такое. Вот я не умею изображать из себя плохого парня, — сказал Вик. — Я выбираю другой путь. А Лукас...
— Он ничего не изображает. Он просто такой, какой есть.
— Я знаю, — произнес Вик негромко. — И еще знаю, что между вами ничего не закончилось. Скверно для Балтазара, но я предпочитаю называть вещи своими именами.
Я понадеялась, что он прав, и эта надежда подняла мне настроение.
— Ты паршивый сводник, Вик!
— Ну, не такой уж паршивый, как ты. Нет, правда, — я и Ракель!
— Да это было больше года назад!
Отхохотавшись, мы с ним продолжили «шопинг».
Вернувшись в свою комнату с полными сумками, я почувствовала себя намного лучше, чем до сих пор, хотя не могу сказать, что хорошее настроение полностью возвратилось ко мне.
Ракель была погружена в очередной масштабный и бестолковый артпроект. Коллаж занимал чуть ли не половину пола нашей спальни и сильно вонял клеем и краской.
— А что это? — спросила я, на цыпочках обходя влажные газеты и кисточки.
— Я назвала это «Ода анархии». Видишь, как цвета постоянно сталкиваются?
— Да уж, этого нельзя не заметить.
Моя сомнительная похвала ничуть не убавила энтузиазма Ракели. Руки ее были испачканы краской, оранжевая попала даже на волосы, но моя подруга жевала печенье и любовалась своей работой.
— Ты же можешь его обходить, да?
— Да, но думаю, лучше я сегодня переночую у родителей.
— А они тебе позволят?
— Я ведь не часто так делаю. Не думаю, что из-за одной ночи кто-нибудь начнет возмущаться.
Родители, увидев меня, пришли в восторг. Когда-то они очень строго следили, чтобы я не проводила с ними слишком много времени, потому что беспокоились из-за моего нежелания общаться с другими вампирами академии «Вечная ночь». Но теперь они уверились, что я становлюсь такой, как им хочется, и их двери всегда были открыты для меня.
Раньше это казалось мне естественным, но сейчас — нет.
— Папа, — спросила я, когда мы с ним меняли простыни на моей кровати, — ты всегда знал, что в конце концов я стану вампиром? Я имею в виду — полноценным вампиром.
— Конечно. — Он не отрывал глаз от своей работы, делая аккуратный «больничный» угол. — Однажды ты окончательно повзрослеешь и заберешь жизнь... а ты знаешь, что мы сумеем найти приличный способ это сделать. И завершишь изменения.
— Я в этом не очень уверена.
— Милая, все будет хорошо. — Он положил руку мне на плечо, на его лице читалась нежность, и в этот момент его не портил даже кривой, не раз сломанный нос, — я знаю, что ты тревожишься из-за этого. Но если мы найдем кого-то, умирающего, уже не приходящего в сознание, ты окажешь этому человеку услугу. Его последним делом на этой земле будет подаренное тебе бессмертие. Неужели ты думаешь, что он не захотел бы сделать это для тебя?
— Не знаю, потому что я никого из них вообще не знаю, верно? — Как эта мысль могла когда-то утешить меня? Впервые до меня дошло, насколько это самонадеянно. И до чего бессердечно думать, что у меня есть право ради собственного удобства завершить чью-то жизнь, даже если она уже заканчивается. — Но я не это имела в виду. Ты все время говоришь — «когда я убью». Когда я убью. А что случится, если я этого не сделаю?
— Сделаешь.
— Но что произойдет, если не сделаю? — Никогда раньше я не требовала у него ответа — никогда не чувствовала необходимости. А теперь все эти незаданные вопросы давили на меня и становились с каждым днем все тяжелее. — Я просто хочу знать, какова альтернатива. Есть ли кто-нибудь, кому это известно? Может быть, миссис Бетани?
— Миссис Бетани скажет тебе то же самое, что говорю я. На самом деле у тебя нет выбора, и я больше не хочу слышать ничего подобного. И не вздумай сказать что-нибудь своей матери, ты ее сильно расстроишь. — Папа глубоко вдохнул, явно пытаясь успокоиться. — Кроме того, Бьянка, как долго ты сможешь выдержать? Ты еще в прошлом году страстно желала человеческой крови.
За долгие месяцы папа в первый раз напомнил мне о Лукасе. Щеки мои запылали.
— И не такой уж я наивный. Понимаю, что вы с Балтазаром уже пили кровь друг друга. — Он произнес это очень быстро. Видимо, папа смутился не меньше, чем я. — Ты наверняка уже совсем близка к тому, чтобы пить кровь и убить по-настоящему. По твоему аппетиту по воскресеньям я вижу, что ты становишься все голоднее с каждым днем. Если ты беспокоишься из-за этого, я тебя не виню, но не нужно задаваться такими дурацкими вопросами. Я ясно выразился?
Не в силах ничего ответить, я просто кивнула.
Чуть позже я выключила свет и попыталась заснуть. Но после разговора с отцом я не только была озадачена — я еще и умирала с голоду.
Это действует сила внушения, думала я. Папа упомянул мой аппетит, и теперь я испытывала голод более сильный, чем когда-либо раньше, — и это несмотря на то, что за обедом выпила целую пинту крови.
Ну по крайней мере не нужно тайком вытаскивать термос из-под кровати. В родительском холодильнике крови сколько угодно.
Я на цыпочках прошла по коридору мимо комнаты, где спали родители, и вошла в кухню. Босые ноги шлепали по полу. Не включая лампу, я приоткрыла холодильник. На самой нижней полке хранилась настоящая еда для меня, но в основном холодильник был забит бутылками, кувшинами и пакетами с кровью. Я осторожно взяла один; обычно я не пила эту кровь, потому что ее было трудно достать, — это лакомство больше требовалось моим родителям, чем мне. В пакетах хранилась человеческая кровь.
Может быть, отец прав. Может быть, моя жажда крови так усилилась, потому что я слишком давно не пила человеческую кровь. Может быть, именно она мне сейчас и нужна. Если папа начнет орать, что я залезла в его запасы, я скажу, что он сам мне это предложил.
Перелив кровь в большую кружку, я сунула ее в микроволновку. Таймер звякнул так громко, что я вздрогнула, но родители не проснулись, и я поспешила обратно в свою комнату.
Нагревшаяся кружка обжигала пальцы, но богатый мясной аромат крови заглушил дискомфорт, тревогу, да и все остальное. Я торопливо поднесла кружку к губам и сделала глоток.
Да. Вот оно, то самое, что мне нужно. Я ощутила жар, согревающий меня изнутри. Человеческая кровь сделала то, чего никогда не могла сделать кровь животных: подбодрила меня, заставила почувствовать себя частью большого целого, сильной и энергичной. Я сжимала кружку обеими руками и глотала кровь так быстро, что задыхалась. Мне казалось, что я растворяюсь в ее тепле. Мир вокруг казался таким холодным...
Стоп.
Я опустила кружку, облизала губы и огляделась. В комнате внезапно похолодало. Может, окно распахнулось? Нет, все окна закрыты и все затянуты инеем.