Решаю не говорить ему, что мама заметила его смущение, когда застала нас на пороге дома и перекинулась с ним парой слов. Видимо Гуку не приходилось общаться с родителями своих девушек, что в общем то и неудивительно.
— Ты же в курсе, что у тебя осталось меньше, чем четыре вопроса?
— Эй. Те не считаются.
— Ладно. Теперь ты.
Похоже специальный перечень был как раз таки у Чонгука, ведь он задал вопрос в десять раз быстрее, чем я. И даже сейчас все никак не могла решиться спросить то, что вызывало у меня особый интерес. Я приподнимаюсь на локтях и затем сажусь, ощущая, как внимательные глаза Чонгук наблюдают за моими действиями. Я поворачиваю голову в его сторону и слегка дёргаюсь, когда длинные пальцы добираются до чуть оголенной линии поясницы и поглаживают её.
— Раз уж мы затронули эту тему, то… — медлю я, — Где твой отец?
Я внимательно слежу за его лицом, но оно едва ли что то выражало. Так и не скажешь, что это вызвало у него какие-либо эмоции, кроме безразличия. Только вот застывшие пальцы, которые несколько секунд назад рисовали линии по коже, говорили об обратном.
— Ушёл. Он уже давно с нами не живет.
Произносит Чон и только после этого опять начинает гладить мою спину костяшками пальцев.
— Давно? — осторожно спрашиваю я, словно если я вдруг облажаюсь, то в качестве наказания меня поставят в пыльный угол.
— Несколько лет.
Я невольно чувствую себя паршиво от того, что замечаю возникающую в нем неприязнь к разговору, и хочу прерваться, как вдруг Чонгук продолжает:
— Мне кажется, что он вообще не знал, что ему нужно, и поэтому отказался от всего. Я по тупости даже думал, что похож на него, — его палец проводит линию по моему позвоночнику, и меня ощутимо передергивает, — Но я знаю, чего хочу. И тем более не собираюсь от этого отказываться.
Я молча обдумываю его слова, с трудом представляя себе отца Чонгука. Как он сумел отказаться от такой светлой женщины, как миссис Чон? Все ещё не определился, какой типаж ему больше по душе?
Я горько усмехаюсь и думаю о Чонгуке, который усердно пытался отгонять от себя мысли о том, что является его копией, и что в силу этого все поступки автоматически становятся предопределёнными заранее. Как же я все-таки рада слышать, что теперь Гук и сам понимает, что это чушь собачья.
Я вспоминаю, что в первую встречу с миссис Чон в кафе, я сравнивала их и пыталась понять, какого черта Чонгук настолько отличается от неё в плане характера, но теперь мне стало ясно, что вся внешняя эмоциональная отчужденность — это заслуга его отца, но не неотъемлемая часть него самого. Ведь со мной и со своей семьей Гук был совершенно иным, словно его подменивали каждый раз, когда он оставался с тем, кому доверяет. Чонгук всего лишь подчиняется выдрессированным за года защитным механизмам. В этот момент я почувствовала больной укол грусти, который заставил меня прикусить язык в качестве самонаказания.
— Теперь ты, — я не придумываю ничего лучше, чем прекратить разговор, который неожиданно задел меня за живое.
— Хорошо, — Чонгук хмыкает, — Ты планируешь провести со мной всю жизнь? — его вопрос звучит чуть ли не с издевкой, но я чувствую в его словах заметное удовлетворение.
— Что?
— Вспомни наш разговор в день выпускного. Ты сказала эти слова. «На всю жизнь»
Мои щёки мгновенно покраснели, ведь я все-таки была уверена, что эта фраза пролетела мило его ушей. Видимо, каждый раз, когда я на это надеялась, все происходило в точности наоборот. Я на мгновение пожалела, что затеяла эту игру, но отступать было поздно.
— Ну, — я теряюсь, впервые не зная, что сказать, — Просто…
— Да или нет? — нетерпеливо перебивает Гук и поднимает брови.
Я неотрывно смотрю на него, словно пытаясь передать свои чувства с помощью взгляда, но он ясно даёт мне понять, что ждёт словесный ответ на свой коварный вопрос.
— Отстань, — нелепо уйдя от ответа, я снова ложусь на спину и поворачиваюсь на бок, чтобы не смотреть на его довольное лицо, заставляющее меня умирать от стыда. Он подвигается ко мне и кладёт ладонь на слегка оголенный живот, чтобы ещё сильнее прижать к своему разгоряченному торсу. Близость его тела въедалась, забирая в плен ум и чувства. Я смущена, мои щёки и уши, кажется, сгорят через секунду, но несмотря на это, я все ещё счастливо улыбаюсь и действительно хочу, чтобы Чонгук пробыл со мной всю эту гребаную жизнь.
— Люблю, когда ты смущаешься, — мурлычет Гук и медленно отодвигает волосы в сторону, чтобы примкнуть губами к чувствительной шее. Я сжала пальцами плед, когда по телу мимолётно пробежался приятный холодок, дойдя аж до кончиков пальцев на ногах.
— Не люблю, когда ты меня смущаешь.
— И снова ты врешь.
Мне жутко повезло, что Чонгук не видит мое залитое счастливой улыбкой лицо, иначе я запросто походила бы на умалишенную в его глазах. Нельзя быть радостной от того, что над тобой издеваются.
— Вообще то ты отнимаешь у меня возможность задать вопрос.
— Вообще то я всё ещё не услышал ответ.
— Ты и так знаешь.
— Я даже не догадываюсь, Лиён.
Его заявление вызывает у обоих приступ веселья. Я прыскаю от смеха и в этот момент Чонгук заливается смехом ещё сильнее, чем я. Это трепещет мое сердце, и я неосознанно замираю, вбирая всю дрожь, которая пронизывает его тело в очередном смешке. Я вдруг осознаю, что такой жизнерадостный смех мне удавалось услышать лишь пару раз, и все эти моменты заседали у меня в голове на долгое время. Я мысленно перекручивала звон его смеха, как прокручивал виниловые диски проигрыватель. Сейчас он становится таким же сумасшедшим, как и я, впитывая в себя мою импульсивность.
— Хорошо, — проговариваю я чуть хрипловатым после смеха голосом и поворачиваюсь к нему лицом. На лице Чогука сияет тёплая улыбка, пока мы смотрим друг другу в глаза, — Я могу тебе объяснить это чуть по другому.
— Я слушаю.
— Представь себе, — протягиваю я и смотрю ему за спину, целиком обдумывая следующую фразу, — Какое-нибудь красивое платье.
— Платье? — с долей непонимания переспрашивает Чон и слегка хмурится. Я слежу за тем, как между бровями появляются морщинки.
— Да. Например, в горошек. Белое платье в чёрный горошек, — уточняю я.
— Допустим.
— Я очень люблю это платье. В шкафу есть очень много других, которые тоже мне нравятся, но не настолько сильно, как то, о котором ты сейчас думаешь. Я так люблю его, что готова носить это платье всю свою жизнь, хотя у меня есть выбор выбрать какое-то другое.
Чонгук с недоумением поднимает брови, пытаясь понять замысел всей этой выдуманной истории.
Я сажусь, опираясь рукой на плед, и с энтузиазмом продолжаю:
— Ты не понял? В тот день я сказала это неосознанно, но на самом деле даже никогда не допускала других вариантов, что могу быть с кем-то ещё. Я не думала об этом всерьёз, но когда эта мысль пришла мне на ум, то я поняла, что готова носить одно и то же платье всю жизнь.
Я замолкаю, ожидая его реакции на мои глупые и странные сравнения. Только сейчас замечаю, с каким остервенением стучит сердце в груди, заставляя меня дрожать от волнения. Во рту пересохло и когда я пытаюсь сглотнуть, мне резко хочется кашлять.
— Ты только что назвала меня платьем в горошек.
Я возмущенно свожу брови к переносице и поддаюсь вперёд, заглядывая в его бесстыжие глаза. Он расслабленно лежит на боку, облокотившись на локоть, и на секунду меня позабавила мысль, что Гук действительно мог принять во внимание лишь одно, ничего не значащее слово.
— Из всего этого ты услышал только «платье»?
В его карих глазах появляется искра, и на лице блеснула улыбка. Такая быстрая и почти незаметная. Но я запомнила её. Она запечатлена в моей памяти, как самая яркая фотография.
Гук смотрит на мои пальцы, которые снова вцепились в мягкую ткань, и он видимо больше не в силах сопротивляться. Ухмылка медленно появляется на раннее строгом лице, делая его куда более честным, чем несколько секунд назад. Временами меня раздражает это состояние. Он как скала, которая в силах контролировать свои эмоции, а я, как растаявший шоколад в корзине для пикника. И самое ужасное, что Чонгук замечает всю мою слабость перед ним, не упуская ни одну деталь, которая могла бы выдать меня.