— Прости, что задержался, — Тэхён садится на второй стул и придвигается чуть ближе к ней. Соприкоснувшись голыми коленками, Тэхена аж передернуло от прошедшего по нервным окончаниям тока. А разреши она ему поцеловать себя, то он бы умер от на месте от перенасыщения эмоциями?
— Я всего лишь со вчерашнего дня жду.
— Думаю потным после тренировки я бы тебе не понравился.
— Ты мне и чистым не нравишься, — говорит Джиён и наконец-то смотрит ему в глаза. Свет от лампы освещает его недовольное лицо, зрачки сверкают, придавая блеск радужкам.
Но Тэхён даже не чувствует себя оскорбленным, потому что по её взгляду видит, что лжёт ему. Каждый день она кормит его уверенностью, что он ей не безразличен, и Джиён даже не замечает этого. Тэхену и вправду повезло, что он намного наблюдательнее, чем глупышка Джиён. Если бы она была такая, как он, то с лёгкостью заметила бы, что он втрескался в неё первее.
— Конечно. Я ведь не одеваю чёрное и не вступаю в сатанистские клубы, чтобы тебе нравиться.
— Ты и правда напичкан стереотипами, — Джиён с неохотой отводит взгляд к тетради и быстро переворачивает страницу, скрывая страшные рожицы людей. Иначе Тэхен засмеёт её за дьявольские штучки ещё больше.
— Только по поводу тебя, — она приоткрывает губы и снова закипает.
— К твоему сведению, мне нравятся обычные, не высокомерные, прикольные парни в любом цвете одежды. И ты, кстати, ни к одному из этих пунктов не подходишь, — с довольной улыбкой на лице Джиён кладёт перед ним учебник.
— Ты не считаешь меня прикольным? — Тэхён удивлённо поднимает брови, и уголки его губ дёргаются вверх.
— Я считаю, нам пора заняться делом, — Джиён обрывает разговор, но не потому, что хочет как можно быстрее от него избавиться. Просто боится, что снова скажет что-то лишнее, что ему слышать ни в какой вселенной не нужно. Например, что ей его шутки нравятся больше, чем шутки других парней, с которыми она с радостью тусит на вечеринках. Даже самые отвязные из них не могут вызвать у неё такое веселье, как тупица Тэхён.
Когда-то ему достаточно было сказать несколько слов, чтобы рассмешить её, а теперь они ведут себя так, словно хотят отвязаться друг от друга.
Будь они чуть ближе, она бы даже раскрыла ему секрет, что одела то блядское платье только потому, что его глупые слова про одежду залезли слишком глубоко в её голову и затем заставили хотя бы немного измениться.
Во вторник будильник Джиён похож на убийцу, который настигает совершенно неожиданно ранним утром. Она приоткрыла один глаз, чувствуя пульсирующую головную боль. Взглянув на дисплей, Джиён к своему разочарованию поняла, что нет даже лишней минуты, чтобы поваляться на кровати. Из неё вырывается мучительный стон при первой же попытке встать. И к тому же горло дерёт от боли, и сглотнуть даже не получается. Снова, как по традиции, заболела во время жары и проваляется дома несколько дней, пока хотя бы не начнёт говорить без дискомфорта в глотке.
Вечером, чтобы хотя бы немного справиться со скукой, она разговаривает с Лиён на кухне по видеосвязи, и затем, с какого то хрена начинает готовить салат, который даже не станет есть. Достаёт нужные овощи для салата и принимается за готовку. Разделяет первый огурец на длинные кусочки, нарезает каждый из них на маленькие кубики и кидает в глубокую миску. Взяв следующий огурец, Джиён продолжает манипулировать ножом, но поздно понимает, что делает это практически бессознательно, ведь в пальце совершенно неожиданно появляется острая боль, которая заставляет издать удивлённый вдох. По Джиён даже и не скажешь, что она терпеть не может кровь, и что когда она её видит, ей плохо становится и вырвать хочется. Отпустив нож, она шикнула и в глаза тут же бросилась бегущая из раны струйка крови, которая разбилась об доску, пачкая её вместе с ножом.
— Господи, — раздраженно выдыхает она и рычит от нахлынувшей злости, тут же жалея об этом, ведь горло саднит пуще прежнего, даже несмотря на принятые за день лекарства и апельсинные таблетки от боли в горле. Но в голове, кажется, перестаёт топать стадо слонов, и от этого становится чуточку легче.
Звонок двери затрещал, раздражительно действуя на барабанные перепонки. Без каких-либо мыслей Джиён взяла пару бумажных полотенец и обмотала кровоточащий палец. Видимо рана была глубокой, раз бумага тут же окрасилась в тёмно красный и становилась всё чернее с каждым шагом до входной двери. С не меньшей злостью она открывает дверь и, кажется, ей становится плохо. Живот скручивает и такое ощущение, будто она сейчас потеряет все силы и свалится на пол. Тэхён. Стоит совершенно расслабленно, выглядывая из-под падающей на глаза челки, с объемным пакетом в руках.
Он приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но она с силой захлопывает входную дверь и возвращается на кухню, судорожно наполняя воздухом лёгкие, которые перестали функционировать тогда, когда её глаза вперились в лицо человека, которого сейчас предпочла бы не видеть. Она слышит звук открывающейся двери и шелест пакета. Его наглость и самоуверенность ни к месту, потому что не хочется разговаривать с ним, не хочется слышать его низкий голос, который проникает в сознание, ласкает каждые уголки и в итоге заставляет вести себя глупо. И она даже не накрашена, не одета в одежду, которую он ненавидит, и вообще выглядит намного болезненнее и бледнее.
— Обычно, когда люди стучат в дверь, им предлагают зайти, — голос Тэхёна звучит совсем рядом, и она поворачивается, бросая на него неприветливый взгляд. Холодная вода смешивается с красной кровью на дне раковины, заставляя Джиён зажмуриться от возникшего мутева в животе.
— Да, если захотят, — хриплым голосом говорит Джиён.
— Да, я прощаю тебя за то, что у меня теперь приплюснутый нос, неформалка, — хмыкает Тэхён и разглядывает её, ещё раз убеждаясь, что без этой чёрной одежды она нравится ему в тысячи раз больше, — Что с рукой?
— Тебе то что?
— Действительно, Джиён, — он рассматривает запачканную кровью деревянную доску, и Джиён краем глаза видит, как он опускает пакет на стул. Успевает рассмотреть только торчащую из него пластиковую упаковку, — Я не собираюсь бегать за тобой и узнавать причины твоих сегодняшних заёбов, — он кладёт руку на запястье и дергает её на себя, от чего ей приходится повернуть голову в его сторону и столкнуться с возмущёнными глазами, — Но дай посмотреть руку.
— Ещё раз. Тебе то что?
— Считай это признаком вежливости, если тебе так легче, — его бровь дергается вверх.
— Мне будет легче, если ты скажешь зачем пришёл.
— Мама попросила принести это вам, — он показывает большим пальцем за спину, — Дай я помогу.
— Не надо, — она отказывается, потому что ей уже плохо не только из-за болезни и текущей из пальца крови, но и от Тэхёна, который прижимается животом к её тазу и всё ещё мягко держит за запястье. А она даже не пытается вырваться.
— Боже, Джиён, засунь в задницу свою гордость и дай мне помочь, — разозлившись, Тэхён закрывает кран и берет теперь другую руку, вглядываясь в порез и в возникающую красную струйку. Джиён отворачивается, не имея даже малейшего желания смотреть на это, и в какой то степени, она была благодарна жизни, что он зашёл именно сейчас, — С каких пор ты в повары заделалась?
— Мне нечего было делать, — честно отвечает Джиён и плетётся вслед за ним, пока он ведёт её к кухонному стулу. Она садится, сжимая в руке бумажное полотенце, и наблюдает, как он тянется к верхней полке за аптечкой и затем кладёт её на стол, разыскивая там бинт. Тэхён мельком смотрит, как Джиён морщится, облокотившись локтем о спинку стула, и еле заметно улыбается. Слишком беззащитная для неформалки.