То, что Чонгук мог оказывать такой эффект, не прилагая никаких усилий и даже будучи не заинтересованным во мне, лишало меня чувства комфорта и безопасности. И дело было не в физической целости. Я знала, что он не причинит мне никакого вреда. Намного больше меня беспокоило то, что он может со мной сделать душевно, если посчитает это свой целью. Именно Чонгук.
— Я видела тела и получше.
— Да? И где же?
— Знаешь о такой штуке, как «отношения»?
— Меня больше интересует, что знаешь об этом ты.
— Правда? Я думала, зануды могут заинтересовать тебя только в самых ужасных кошмарах, — мои глаза всё еще красноватые и губы соленые от слез, но несмотря на это, я расплываюсь в победной улыбке. Во время наших перепалок всё мое остроумие убегало в страхе, выбрасывая все мои любимые фразочки из головы. Но похоже сейчас оно решило вернуться на своё место.
Я распутываю одну гирлянду из лампочек, и вдруг краем глаза вижу, как он подходит ко мне сбоку. Я смотрю, как его руки берут вторую запутанную связку, чувствую тепло, исходящее от его тела, которое находится в нескольких дюймах от меня. Оно как солнце.
Никаких физических контактов у меня не было с тех пор, как я рассталась со своим парнем год назад и не искала никакой возможности с кем-то их получить. Но теперь я представляю, как пододвигаюсь к нему и прикасаюсь запястьем к его горячей, чуть вспотевшей коже. Что он сделал бы, если бы я поступила так? Скорее всего убил бы меня своим раздражёнными взглядом и назвал заучкой.
— Ты бываешь смешной, когда не играешь в злую тетку, — произносит он, некоторое время помолчав. И это будто выводит меня из прострации.
— Ну спасибо.
— Кстати об одежде, — я кидаю на него свой взгляд, — Странно видеть тебя не в юбке по щиколотки.
— Я никогда не носила такие, — я вложила в эти слова всё свое раздражение.
— Просто ты не умеешь одеваться, не как отличница, развешивающая плакаты, — он следит за тем, как я перевариваю эти слова, одновременно распутывая гирлянду пальцами.
— Я оделась, как подобает одеваться в школе, — возразила я.
— Значит в школе подобает одевать не подходящие теннисные юбки? — он кинул взгляд на мои бёдра.
— Это месть за то, что я задела твоё самолюбие? Оскорбила твою любимую майку, — шутливо говорю я.
— Нет. Просто в глаза бросается, что ты сегодня одета не как ходячее клише.
Я поворачиваюсь к нему и начинаю враждебно смотреть в глаза напротив, будто собираясь совершить покушение на его жизнь и затем сесть в тюрьму. Хотя красть и переводить на меня мои же шутки про клише более серьёзное преступление.
Он раздражает меня. Раздражает до скрипа в зубах. Но есть кроме этого что-то еще, более ощутимое и жуткое, сбивающее меня с толку.
Почему он вообще имеет на меня какое-то странное влияние? И ещё вызывает это жуткое, непонятное ощущение растерянности, когда относится ко мне не как к врагу.
Он ведь просто создан для того, чтобы меня бесить и подталкивать на необъяснимые мысли. Одно его существование в этом мире может вывести меня из себя. Одно тупое слово может задеть что-то внутри. Это самая необъяснимая и пугающая вещь в моей жизни.
— Довольно мило с твоей стороны, что ты заботишься о моей одежде.
— По-твоему, это забота?
— Скажем так, это как минимум не безразличие.
— Значит то же самое можно сказать и о тебе, звёздочка. Волнуешься о моей спутнице и майке. До жути романтично, не так ли?
Я изогнула бровь, словно ожидая продолжения издёвки, но вместо этого он только отвёл взгляд и хмыкнул.
— Ты выглядишь помотанной.
— Спасибо, и без тебя это знаю.
— Жертвуешь не заплаканным лицом, ради ЧонСока? — резко задал вопрос он, застав меня врасплох, — Ты ведь после него поникла.
Какого черта? Я ни в каком случае не собиралась признаваться ему, что втюрилась в своего лучшего друга и не получила даже элементарного приглашения на бал. Я буду выглядеть слишком жалкой, если этот черноволосый ворон узнает, что ЧонСок кинул меня.
— Ты о чем? — наверное мой ступор сдал меня с потрохами, но я все же не упустила попытку сделать вид, что не понимаю, о чем идёт речь.
— Да ладно тебе. Я видел, как ты сидела и хватала его за руку. Это было прикольное зрелище. Под бутерброды Ёнсо зашло очень даже не плохо, — он не ухмыляется и не говорит это в шутливом тоне. Скорее так, будто я и эти запутанные на века гирлянды ему наскучили.
— С чего такой интерес? — возмущённо спрашиваю я, — И чтоб ты знал, мы только друзья.
— Вот как?
— Вообще это не твоё дело, Чонгук.
— Я просто узнаю больше о своём напарнике, и почему он был так расстроен.
И все-таки, ненависть и бешенство безумно изматывают и вытягивают душевные силы. Я трачу драгоценное время, находясь с человеком, который искренне презирает меня.
— А, по-моему, ты просто издеваешься, — пересилив себя, спокойно упрекнула его я.
— Ни в коем случае, — вроде и отрицает, но интонацию вкладывает такую, что говорит: «Конечно, я издеваюсь над тобой, и буду делать это ещё несколько недель».
— А ты между прочим не выглядишь так, будто тащишься от Ёнсо.
— Теперь мы плавно перешли на мои отношения?
— Мне тоже нужно знать что-то о своём мучителе.
— Звучит так, будто ты фетишистка.
— Я не фетишистка. Но, если честно, я часто задумываюсь о том, как тебя убиваю, — сказала я железным тоном и отошла к столу, на котором лежала отшлифованная мною звезда.
— Значит ты все-таки лежишь на кровати и подолгу не можешь заснуть из-за меня.
— Ты и правда такой самовлюбленный или это часть твоего бунтарского имиджа? — нахмурившись, я начинаю вставлять лампочки в круглые отверстия.
— А ты правда думаешь, что я поверю в то, что совсем тебе безразличен?
Мне больше всего хотелось выцарапать ему глаза или что-нибудь похуже — язвительно наброситься на него и высказать все свои скверными мысли, но я позволила себе только долю из всего яда, что травил мой мозг.
— Конечно, поверишь. Потому что ты мне не нравишься, это видно невооружённым глазом, — я смотрю на лампочку и обескураженная нашим странным разговором, не понимаю, что должна с ней сделать, — И ещё я тебе не доверяю.
— Да ну? — хмыкнул он, — Интересно знать, почему?
— Потому что ты не тот, за кого себя выдаёшь. Только черт знает, что у тебя творится на уме, — если молчит, значит попала в точку, — А еще ты высокомерный и иногда ведёшь себя, как заноза в заднице. Этого достаточно?
Я чувствовала, как он подходит сзади, но специально делала вид, что не замечаю этого.
Однако Чонгук сломал все мои ожидания: вместо того, чтобы психануть и уйти на улицу, с целью выкурить одну сигарету, как в прошлый раз, он схватил меня за руку и развернул к себе, тут же убрав от меня руки. Лампочки от гирлянды шумно опустились на стол, успев запутаться проводами на моем локте. Он смотрел на меня строгим взглядом, и я со страхом таращилась на него в ответ, неспособная сказать и слова.
Чонгук стоит вплотную к моему телу, мы практически соприкасаемся лбами, и он отнюдь не собирается отстраняться. Только бегает своими жестокими глазами по моему лицу и заставляет меня чувствовать себя самой мелкой сошкой из всех.
Вот и все. Он убьёт меня. Набросится на меня, как зверь на кинутый ему желанный кусок мяса. Задушит меня в пыльной кладовке и кинет в школьном коридоре или оставит прямо там. Я даже не сомневаюсь в этом.
Время медленно тянулось. Я сглотнула от нервов. Тело предательски задрожало, всем своим видом показывая своё напряжение. Его взгляд был острым, холодным, почти что злым. В близи на гладковыбритых щеках было видна уже появляющаяся синева щетины. Но даже сейчас он мог бы поцарапать мою кожу до неприятного жжения. Я соглашусь на это, только бы он не убивал меня.
— Не хочешь побыть этим самым чертёнком?
Я почувствовала его дыхание на своём лице. Его вопрос вызывает у меня удивление и растерянность одновременно. И от своего положения я чувствую себя глупо и уже не понимаю, сколько времени длится это безумие. Прежде чем вымолвить хоть слово, я несколько секунд приходила в себя. Кожа в месте, где он коснулся меня пальцами, горит, сердце бьется как ненормальное.