И он принялся выпускать в них стрелу за стрелой, натягивая тетиву с такой силой, что его гигантский лук походил уже не на полумесяц, а на полную луну. Однако как ни старался Ван И, стрелы не долетали до цели. Он стрелял снова и снова, пока тень горы не отодвинулась – ведь солнца у него над головой не стояли на месте. Наконец, когда в колчане осталось всего шесть стрел, Ван И не выдержал. Он ступил обеими ногами в лужу и обречённо потупил взгляд, словно признавая своё поражение.
И в этот самый миг, глядя себе под ноги, Ван И увидел в луже своё отражение. Когда-то эта жалкая лужа была огромным озером; сейчас же только тень горы не давала ей пересохнуть полностью. Воды в ней как раз хватало для того, чтобы уместить отражения всех шести солнц.
– Вот тут-то вы и попались! – сказал Ван И.
Он прислонился спиной к горе, проворно вставил в лук стрелу и выпустил её в одно из отражений. Как только стрела вошла в воду, солнце скатилось с неба. Ван И приладил вторую стрелу и снова выстрелил. И с неба упало второе солнце…
Люди тотчас почувствовали, что воздух стал чуть прохладнее. Они выбрались из пещеры, увидели, как Ван И выпускает в воду третью стрелу, за ней четвёртую, – и все возликовали. Все, кроме жены Ван И, у которой был очень быстрый ум.
«Если он собьёт с неба все шесть солнц, – сообразила она, – мир навеки погрузится во тьму».
Незаметно и беззвучно, чтобы не помешать мужу целиться, она подкралась к нему как раз в тот миг, когда он вкладывал в лук пятую стрелу. Все взгляды были устремлены на Ван И – потому одна лишь гора увидела, как женщина неслышно вытащила из колчана шестую, последнюю стрелу и спрятала её в рукаве.
Выпустив пятую стрелу и потянувшись за шестой, Ван И обнаружил, что колчан пуст, и опустил лук.
Вот почему теперь в нашем небе всего одно солнце.
– Да тут и от одного не знаешь куда деваться, – проворчал Жэньди. Со лба его рисовым зёрнышком скатилась капля пота: пока госпожа Чан рассказывала историю, в комнате стало ещё жарче.
– Это верно, – согласилась госпожа Чан и глянула в окно на сухую пожелтевшую землю. Потом снова посмотрела на Пэйи и Жэньди. – Пожалуйста, передайте господину Чао, что обедать и ужинать я буду внизу, с остальными гостями. Мне не повредит хорошая компания.
Жэньди не был так уж уверен, что ей придётся по душе компания старого тугодума господина Шаня, единственного, кто ежедневно приходил в гостиницу обедать, – однако он счёл за благо придержать язык. Они с Пэйи почтительно поклонились и вышли из комнаты.
Глава 6
– Да ты и свинью хрюкать не научил бы! – выкрикнула вдова Янь.
– А я бы и не стал! – парировал хозяин Чао. – Велел бы ей брать пример с тебя, да и всё!
Жэньди в садике тяжко вздохнул. Неизвестно, что хуже – завывания неба по ночам или вечная грызня хозяина Чао и вдовы Янь при свете дня. Жэньди не знал, когда и из-за чего начался раздор между соседями, но ссорились и кричали они каждый день.
Жэньди вернулся к прополке сорняков, а вернее, к сбору улиток. Гостиничный садик на самом деле был вовсе и не садик, а скорее улиточье прибежище. Как только из почвы пробивался зелёный росток, улитки покрывали его, точно бородавки. Они жадно набрасывались на любую зелень, и все листочки в саду напоминали фигурно вырезанные из тончайшей бумаги кружева.
Хуже этого сада был только один – по ту сторону стены. Там, в садике вдовы Янь, тоже резвились улитки и всё было густо усеяно их панцирями, точно коричневыми ягодами. Если у хозяина Чао и вдовы Янь и имелось чего-то больше, чем улиток, то разве что взаимных поношений, которыми они щедро осыпали друг друга.
Хлопнула дверь, и на пороге соседнего дома появилась поникшая, точно сорока с перебитым крылом, Мэйлань – дочь вдовы Янь. А это значило, что и Пэйи сейчас выглянет и попытается улизнуть из дома. Жэньди знал, что девочек связывает тайная дружба. Пэйи обожала Мэйлань – должно быть, видела в ней мать или старшую сестру, ведь ни той, ни другой у неё не было. Мэйлань с её длинными гладкими чёрными волосами, аккуратно уложенными и перехваченными витой заколкой, с кожей, напоминавшей спелый персик, была милая и нежная. Маленькой Пэйи, вечно растрёпанной и с разбитыми коленками, она казалась настоящей прекрасной дамой.