Чтобы не быть услышанным посторонними, Станислав Васильевич вышел из дому, и, прилично сконфузившись, проговорил:
– Мне, Надежда Карповна, эти бутыли без содержимого совершенно ни к чему.
После этих слов Станислав Васильевич хотел было улизнуть в дом, но Надежда Карповна остановила его:
– Но по вам видно, что знаете, куда они подевались!
– Знаю… Но не скажу вам, Надежда Карповна, – загадочно произнёс Станислав Васильевич и юркнул-таки в дом.
Надежда Карповна была сильно озадачена таким поведением супруга. За сорок лет, что прожили они вместе, не слышала она от мужа ни единого грубого слова, и отказу не знала ни в чём, а тут…
– Странно, – пробормотала Надежда Карповна, но решила не тревожить супруга недоверием и расспросами, но быть внимательнее впредь.
Утром следующего воскресного дня, Станислав Васильевич что-то строгал подле вишен, в ожидании кулебяки, а Надежда Карповна между хлопотами и наговором над сдобой, не забывала поглядывать во двор. И вот, когда кулебяка, нарумяненная взбитым яичком, чуть не выпрыгивала уже из духовки прямо на стол, Надежда Карповна, с приятной улыбкой на лице переложила её на блюдо и, толкнув мягким плечом дверь, ступила на крыльцо. В ту же самую минуту, навстречу Надежде Карповне приоткрылась калитка, впустив во двор небольшую собаку с грязной верёвочкой на шее, вместо ошейника. Не особенно смущаясь присутствия хозяев, она подошла к ящику, и откинув носом полотенце, не свалив его, впрочем, на землю, как в прежний раз, ухватила зубами за горлышко бутылки и понесла прочь со двора.
Надежда Карповна чуть было не выронила блюдо с кулебякой, но супруг проворно перехватил его из рук, и водрузил на стол.
Надежда Карповна присела на скамейку, и укоризненно взглянув на мужа спросила:
– И ты всё знал?
– Прости, Надюша, не хотел говорить тебе.
– Как же это?
– Видишь ли, это ничейный пёсик, мне стало его жаль…
– Ну и покормил бы. Но отчего ж он бутылки-то таскает?
– А он так на еду себе зарабатывает…
– Как это? – удивилась Надежда Карповна.
– Бутылки эти, что у нас берёт, или ещё где находит, относит Кузьмичу.
– Пьянчуге этому? А зачем?
– Он ему взамен корочки хлебные даёт, кости какие-то.
– Слушай, Стас, иногда я тебе удивляюсь, – возмутилась Надежда Карповна. – Мы что, первый день женаты? Ну, мог бы подойти, рассказать…
Пока супруги ссорились, собака, толкнув носом калитку, зашла во двор за очередной посудиной.
Надежда Карповна, ловко отхватив от кулебяки увесистую горбушку с мясной начинкой, положила её на тарелку и подозвала пса:
– Эй ты, парень, иди-ка сюда. – Собака неплохо разбиралась в подоплёке интонаций человеческой речи, поэтому, разжав зубы, выпустила бутылку обратно в ящик и подошла к женщине. – Давай мы договоримся так: жить будешь у нас, я тебя стану кормить, а Станислав Васильевич сделает будку. Но у меня два условия: к Кузьмичу больше ни ногой, и в дом не пущу дальше веранды. Вон – порог, это граница твоих владений. С этими словами Надежда Карповна поставила на ступеньку тарелку с куском кулебяки и приказала собаке, – кушай, давай, нечего побираться.
С этого дня у Шарика, так назвали пса, началась новая жизнь. Каждый день он ел от пуза, спал в тёплой будке или на связанном Надеждой Карповной специально для него толстом коврике в углу веранды. Из поджарого блохастого, он превратился в мощного увесистого ухоженного пса. Когда Шарику случалось проходить через калитку мимо ящика с бутылками, он облизывал рафинад оскала, радуясь переменам в судьбе. А особенно гордился тем, что местный собачий доктор, при встрече, теперь непременно приподнимает шляпу и шутливо интересуется его здоровьем. Ну и немудрено, ошейник-то у него – из старой портупеи Станислава Васильевича, а не из какой-то там верёвочки.
Сушка
Часто случается так, что соседи назойливы или доставляют беспокойство одним своим присутствием. Но те, с которыми свела некогда судьба, вызывали во мне завистливое любопытство, которое не отпускает по сию пору. То, чему я стал невольным свидетелем, часто отвлекало от наблюдения за собственной жизнью. Но я не был в претензии. Подчас, чужое делается куда дороже собственного. Греешься подле него, как у огня, нежишься, и не торопишься уходить. Разве что,– как прогорит он совсем.
– Мама! Мама! Да что ж вы заперлись-то, открывайте! Мы приехали!
Надежда Карповна услыхала сквозь сон голос дочери и, накинув халат, радостно побежала на зов.
– Мам, чего закрылись-то? Воров боитесь, что ли? – обнимая мать спросила Наташа.