– Ну, так чего ж? Ничего с ним не сделается! – шептал я, запыхавшись, но, чем ближе подходил, тем глубже осознавал, что шансов увидеть лиса живым и здоровым почти что нет. Ливни последних дней затопили и пойму, и дуб, ухватившийся корнями за землю, и убежище среди них. Во всё это время, по причине случайной хвори, я не мог бывать у лиса, и не представлял, – что с ним теперь.
Когда я добрался до дуба, вода доходила мне уже почти до колен. Не рассуждая о том, на что могу наткнуться в глубине, сунул руку так далеко в нору, как смог, и ухватился за… Я не знал, кого тяну на поверхность, просто надеялся, – лисий щенок ещё жив. Но оказалось, что, вцепившись прямо в колючую спину, достаю из воды ежа. Боли от игл я не почувствовал, так как очень спешил, и по всему было видно, что поспел вовремя: ёж чихал, брызгая мне в лицо водой, слезливо и часто моргая при этом. Бережно и осторожно я донёс его до сухого места, где опустил на землю. Обстоятельства представили нас друг другу, но напуганный зверёк всё же дрожал, хотя и не был в состоянии поднять игл мне навстречу. Выудив из кармана кулёк с угощением для лиса, я выбрал куриное сердечко и подложил прямо к пятачку носа ежа. Тот не сразу, но разлепил-таки сомкнувшиеся ноздри, несмело потянув на себя вкусный мясной запах.
– Успокойся, малыш. Это тебе гостинец, от Лиса, – вздохнул я и тут же услыхал, как откуда-то сверху, с ветки дерева над моей головой донеслось деликатное тявканье. То был мой лисёнок. Спасаясь от наводнения, он забрался повыше, и теперь никак не мог спуститься сам.
…Не знаю, прав я или нет, но когда кто-то рассуждает о звериных повадках, мне всегда представляются искажённые яростью лица людей, а, в противоположность им, – черты и поступки животных, в коих всё чаще угадываю я доброту, сострадание, сопричастность нашей, общей для всех, среде обитания.
…
– Гав! – послышалось с дерева у окна.
– Да что ж ей не спится! – заворочался я под тёплым одеялом, слушая, как ворона громко откашливается со сна, дабы прокричать своё обыкновенное «кар!» положенное число раз.
Я подсчитал, их оказалось ровно шесть. Но было всего лишь пять утра!
Манкируя укоризной, едва видимой через полукружия пыли на стёклах, птица вновь, чётко и ясно выразила собственное мнение о верном для нас времени.
– Вероятно, она живёт в каком-то другом часовом поясе, в ином измерении. – подумалось мне, – Впрочем, как и я.
Чужое
Полдень уже, а лист одуванчика всё ещё примят росой, будто просыпанным на землю жемчугом. Сам же дрожит от ветра, жмурит змеиные янтарные очи на то, как бьётся рында листа кувшинки, и кричит истошно рыбина, до ряби на воде.
Всего на один вечер и ночь дождик вдел аквамариновые серьги сосне в ушки, да позабыл взять обратно. Красуется теперь та, думает, – как бы оставить их себе, но чтоб без обид. Так дождь вовсе и не скуп, посмеётся лукавый, обмотав лоб шёлковым платком облака, да одарит ещё и бусами, и парой колец блестящих. И не тайком, всё в виду солнца, с поклоном и без отдачи, честь по чести.
Уж как рада сосна, играет подарками, светится вся, но зря это, напрасно. Через час всего, не дольше, растают украшения, как и не бывало. Пальчики станет саднить, покроются пятнами, пожелтеют, состарятся, и до того скоро, – меж двумя вздохами ветра всего.
А ведь чего бы ей, сосне, хотеть иного, коли у самой изумрудные до плеч подвески, да серьги драгоценные, старого кислого злата. Да не дорого оно, своё-то, не ценно так, как чужое.
Оглядывая поределый стан свой, да ржавый упругий ковёр у ног, вспоминает сосна случайную бабочку, что живёт единым днём, а кажется вечной, ибо – маленькими глотками отпивает либо трепет, либо взмах, либо жизнь.
Умей обернуться своим, не желай чужого, не проси. Как знать – чем обернётся оно. Иной от сердца, с добром отдаст, да не каждому хорошо так то, ибо не всякое добро благо41.42
Кажется
Дождь шёл почти без остановки уже третью неделю. Иногда он не мог выдавить из себя ни капли и, взбив перину туч, намеревался отдохнуть, но не тут-то было. Его будили, шумно роняя на пол стулья с высокой неудобной спинкой, и всё приходилось начинать заново: обрывать невесомые провода так, чтоб искрило, сбивать с пути столбы ветхих стволов и, неумеренно поощряя буйство дикорастущей зелени, угнетать любое вычурное, надуманное и неестественное. От обилия вод лес зарос так, что не было видно неба.
Вознамерившаяся не отстать кубышка43, шевеля рыбьим ртом, скрипела в такт, вырезывая усердно гигантские сердца из зелёного картона, и роняла тут же себе под ноги, не заботясь дольше об их судьбе. Через некоторое время листов сделалось так много, что даже чересчур. Они плыли недолго сами по себе, а после сбивались в тесные стаи, плотно закрывая собою всю поверхность воды, где мешали рыбам, лягушкам и даже птицам. Привольно было одним лишь ужам. Субтильные фигуры позволяли им без труда просачиваться меж страниц зачитанных томов листвы, и, появляясь неожиданно в разных местах водоёма, наводить непритворный ужас на его обитателей.
43
Кубы́шка (лат. Núphar) – род многолетних водных растений семейства Кувшинковые (Nymphaeaceae), распространённых на мелководье по берегам озёр и медленнотекущих рек или проток.