Солнце краснело, но уж так ему было любопытно глядеть на то, как бесстыдно тают тонкие алые ткани при свете, сливаются с ним, превращаясь в ломти мёда, чуть более тёмные и густые по краям, и едва не выливаются за пределы лепестков. Сластёна ветр58 старался привести цветки в чувство и вытрясти наземь мёд, да всё не выходило никак. А если бы и смог, – расплескал бы только, выпачкался попусту.
За напрасным усердием ветра осталось незамеченным, что нефритовый зелёный бисер калины уж набирается сил, а шмели и пчёлы дружно хлопочут густым облаком подле винограда, неотрывно распевая «До» первой октавы. Земля у ног лозы и мелкая лужа пруда, усыпанная конфетти мелких зелёных цветочков, выглядела не просто пустой, но опустошённой, словно гостиная наутро первого января. Мелькание сотен трудолюбивых рук не спасало положения. Становилось очевидно, что кисти винограда не те, что, сдерживая свою горечь по человеку, рыдают беззвучно, замирают тяжёлыми каплями, оттягивая долу ветви, без жалости ломая их копья. Хрупкие на вид, свёрнуты щёпотью лапки листочков – вот это они и есть. Перебираясь, с попутным ветром повыше, привязывают себя по месту сваечным морским узлом, и – чёрт им не брат, ибо, пройдя экватор тайника души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка, имеют право свистеть в ветер, плевать на палубу и носить серьгу в левом ухе.
Уж – парень не промах, дока по части узлов и ловкий пловец, удобно устроившись на самом виду, ни от кого не таясь, по-большей части, спрятал голову под самый крупный камень на берегу. Поглядывая часто на враз заскучавшее небо, ужик озяб и, так и не дождавшись тепла, утёк, застёгивая на ходу тесный воротник, сшитый из лоскутов той же ткани, что пошла на пелерину одуванчика. Нора под порогом втянула его в свою ноздрю, будто бы сквозняком, уж только и успел, что расшаркаться с лягушкой напоследок. Но та ж дремала! – и, прыгнув с перепугу короче обыкновенного, сильно ушибла палец.
Вцепившись двумя руками в лист кувшинки, прикусив его край, чтобы не выдавать своей боли, лягушка после долго парила ногу в тёплой воде. Кто знает, когда теперь доведётся услышать её мелодичное «Брю-ква…», нет ей дела ни до морских узлов, ни до ветров с ароматом ламинарий59.
Каждый держится за жизнь, как может: кто крутит или льстит, другой берёт покорностью, иной гордостью, некто вяжет страховочные узлы на каждом шагу, или, бывает, который, – закусит губу от боли и терпит. А разве для того она, жись60, дана…
Отточия
Забавляется ветер со светом. То включит, то выключит податливой тенью облака. Оно лишь орудие, но сговорчиво.
Ошибается ветер? Чудит!? Да нет, – так просто, играет… с огнём.
Ошибки и глупости. Чаще всего их совершают из боязни сглупить или ошибиться. Эдакой вот озадачливый61, дикий на первый взгляд62 случай63. Не можем мы без чуткого руководства. Стоит только взяться и своею волею вести дела жизни, как напортачим так, что умоляем после Провидение вразумить нас, наставить на путь истинный…
Ну и когда ж мы повзрослеем?! Когда поймём, что в самом праве выбора заключена подсказка о том, – как и какими нам быть.
Следим за ходом чужих жизней, между прочим уделяя время своей. Ценим то, чего у нас нет, роняя в пыль под ногами имеющееся, на которое прочие заглядываются со стороны. Круг пороков, как колесо обозрения, с которого никак не удаётся сойти. Ибо проплачен жизнью билет на этот аттракцион, и возврату не подлежит.
– А можно?..
– Можно!
– Но ведь ты даже не дослушал…
– Хороший человек не в состоянии возжелать ничего преступного или постыдного!
– Ох, как ошибаешься ты…
– В любом разе, – он поймёт, что совершил, и именно этим утвердит свою сущность. Нельзя пройти и не оступиться ни разу.
– Ну, если только так…
Отточия оттачивают наш разум. Дают время осмотреться, вовремя прервать начатое, бросить, и уйти в сторону, в свою, за которую не будет стыдно, ни перед кем.
Рождество в Париже
-А чем Рождество в Париже приятней?
–Разговорами, вестимо.
October 30th, 2008
На сквозняке ночи просыхает сумеречная, выцветшая уже от времени акварель облаков. Кое-где по краям свисает бахромой холст – тканый плат мгновений ушедшего дня, он путается в кроне леса, тянется, цепляет за сучья и рвётся… В раму б его, – да чем оградить, огранить, ограничить его содержанье? Как понять, в чём начало и где признак скорого конца? А коли заправить в пяльцы, – так и сомнёшь по краям, не загладить ничем.