Оксана Коваленко взяла большой пакет с бумагами — он весил, вероятно, около двух килограммов, и сразу же спрятала его в глубине темных сеней. Она не знала, кто такой Крайнев, но если человек в последнюю свою минуту говорит о чертежах, то, следовательно, они очень важные.
Но был человек, который знал о Юрии Крайневе и не пропустил ни одного слова из этого короткого разговора. Притаившись на печи, Ваня внимательно прислушивался ко всему, что говорилось, и у него прямо сердце замирало от мысли, что такое ценное изобретение может попасть в руки врагов. Ах, ну конечно же мать не сможет запрятать как следует чертежи… Он сам о них должен позаботиться. И он не отдаст эти чертежи фашистам, ни за что не отдаст! Ведь не раз в своих детских мечтах он летал на самолетах Юрия Крайнева над просторами Родины, громил врага, был летчиком… Нет, никогда не завладеть фашистам этими бумагами!
Часа через два все село уже знало, что Океана подобрала на дороге раненую женщину и что Виссарион Иванович— старый, восьмидесятилетний фельдшер — приходил к ней, осмотрел женщину и сказал, что она вряд ли выживет: больно ранение опасное.
Но к полудню событие это отошло на задний план: в село вошли немцы.
Когда Оксана сказала об этом Вере Михайловне, та в ответ только застонала, не способная произнести ни слова. Страшная лихорадка огнем жгла ее тело, туманила мозг, лишала возможности что-либо сообразить.
Но хотя Вера Михайловна и находилась где-то на грани между жизнью и смертью, внимание немецкого коменданта она все-таки привлекла. Однажды утром он, в сопровождении лейтенанта медицинской службы, появился в хате у Оксаны Коваленко.
На Соколову этот визит не произвел никакого впечатления. Она равнодушно посмотрела на немцев, даже не разобрав, кто пришел, и, возможно, именно это и спасло ее.
— Как она к вам попала? — спросил комендант.
— Видно, эвакуированная, — ответила Оксана. — Дети в разбитой машине нашли.
— Как ее зовут?
— Не знаю. Она все время не приходит в себя.
— Будет жить? — Этот вопрос уже относился к лейтенанту.
— Трудно сказать, — ответил врач. — Положение очень серьезное. Одно только могу утверждать: плечо разбито, и рукой она уже никогда не будет владеть. Конечно, если бы сделать операцию…
— Много чести! — перебил его комендант. — Вот что, — обратился он к Оксане, — умрет она — доложишь мне и доставишь в комендатуру труп; выздоровеет — доставишь ее самое. Там разберемся, что с нею дальше делать… Вы уверены, что это не заразная болезнь? — снова спросил он лейтенанта.
— Абсолютно уверен. Обычный сепсис после ранения…
Немцы ушли, и Соколова осталась у Оксаны.
Потянулись дни за днями, долгие, печальные дни, однообразие которых нарушалось только приказами коменданта о выходе на работу или о мобилизации в Германию. Два месяца на волоске висела жизнь Веры Михайловны. Но организм преодолел болезнь, и дело пошло на поправку.
Ваня Коваленко знал, где спрятан пакет с бумагами, и это была его сладостная тайна. Он ни слова не сказал Соколовой о том, что знает, — об этом нельзя говорить с солидными людьми, — но с нетерпением ждал, когда же Вера Михайловна соберется с силами и переправит пакет на другую сторону, через линию фронта, которая уже настолько отдалилась от Спасовки, что и орудийной стрельбы не слыхать. Но Соколова молчала. Молчал и Ваня, только время от времени проверял, лежит ли пакет на своем месте.
Как-то он все-таки не выдержал и спросил, как Вера Михайловна думает поступить с этими бумагами? Соколова очень удивилась: она была уверена, что никто, кроме нее и Оксаны, не знает об этом, но планов своих не раскрыла, только попросила Ваню никому ни о чем не говорить. Маленький Коваленко поклялся молчать и клятву свою сдержал. Никто так и не узнал от него об этих чертежах, как ни хотелось ему похвастаться перед соседскими мальчуганами.
День проходил за днем, уже и осень приблизилась. Беда пришла нежданно, как всегда. К хате подъехала грузовая машина, с нее соскочил комендант и велел Соколовой немедленно собираться в дорогу. Оксаны не было дома. Дети в испуге забились на печь, выглядывая оттуда, как птенчики из гнезда.
Как ни старалась Вера Михайловна хоть на минуту остаться одна, ничего из этого не вышло. Коменданту было приказано собрать всех пришедших в село и отправить их в районную комендатуру. Немец был бравым служакой и привык выполнять приказы неукоснительно. Соколовой пришлось подняться и, подавляя стоны, — плечо еще не совсем зажило, — собрать свои мелкие вещи и выйти вслед за комендантом.