Так продвигались они вперед в этом спасительном мраке час и другой. Фронт должен был находиться где-то здесь, совсем близко. Что за черт!.. Не могли же они пройти его незаметно…
Да, незаметно тут не мог пройти никто. Взлетела ракета, все осветив зеленоватым светом, и тогда начался бой. Впоследствии Король никак не мог вспомнить всех подробностей этой ночи. Он помнил только, как оттуда, с востока, в самый разгар боя начала бить артиллерия, и фашисты попрятались по окопам… Эту-то паузу, когда затих немецкий огонь, и использовал Король. Он ринулся вперед, слыша над головою гул снарядов. Бойцы, оглушенные, почти ничего уже не соображая, прорвались через последние немецкие окопы и очутились у своих.
Еще нескольких танкистов недосчитался в отряде Король. Сам он был слегка ранен в плечо. Росовский и Орленко выбрались невредимыми. А сколько фашистов уничтожили они на своем пути! Но главное заключалось в том, что за эти дни они приобрели военный опыт, хорошо научились воевать. Теперь они уже с полным правом могли называться опытными командирами.
И сразу же после невероятного напряжения они очутились в совсем противоположной, почти мирной обстановке Харькова. Странно было даже думать, что существует давно знакомая гостиница «Интернационал», в номере которой поместил их комендант до получения новых назначений. Это было неимоверно, они как бы попали в какой-то совсем иной, невоенный мир.
Они умылись, почистились, переоделись в новую форму. Получение назначения заняло немного времени, теперь оставалось ждать, пока прибудут танки.
Знакомые летчики рассказали Росовскому, что Котик лежит в госпитале, а Марина уже давно вылетела со своими чертежами на завод к Крайневу. Росовский вздохнул с облегчением и в то же время с грустью. Теперь, когда он опять возвращается в свою часть, никто не может сказать, когда, да и вообще придется ли свидеться. Но она уже, конечно, в безопасности, и это главное.
Так прошло несколько дней отдыха в Харькове. Готовясь к новым наступлениям, подтягивали свои тылы гитлеровские войска. С востока к фронту шла новая техника.
Росовский, Король и Орленко встретились напоследок в маленьком номере харьковской гостиницы. Для каждого из них было ясно, что эта длительная, изнуряющая война только начинается; никто из них не мог сказать наверняка, придется ли снова встретиться. Они долго сидели, разговаривая о событиях на фронтах, стремясь построить какие-то прогнозы на будущее. Это был один из тех разговоров, которые часто происходят во время войны и напоминают гадание на кофейной гуще. Росовский заметил это первый: они посмеялись сами над собой.
Орленко несколько раз подходил к зеркалу: то поглаживал, то поправлял форму, добиваясь, чтоб она сидела на нем безупречно.
— Совсем жених, — засмеялся Король.
— Жених? — переспросил Орленко. — Нет, я еще не жених, но форму люблю держать аккуратно. Совсем иначе себя чувствуешь, когда все на тебе в порядке. Это, брат, большое дело — наша красноармейская форма. Когда мы из окружения выходили, я много раз об этом думал. Сними мы ее, и пробиваться к своим нам было бы во много раз легче. Можно было ужами переползти линию фронта. А мы не захотели этого и прошли с боем. Снять форму… Никто об этом и не подумал! Это, брат, для меня не просто материя, это символ моей воинской чести, это мое право называться советским командиром… А ты говоришь — жених.
Росовский и Король усмехнулись, слушая его взволнованную речь. Вот, кажется, и слова Орленко произносит какие-то официальные, а звучат они совершенно иначе, чем могли бы звучать, скажем, еще весной.
В комнату вошел красноармеец, попросил разрешения обратиться и протянул Королю пакет. Тот расписался. Красноармеец четко повернулся и вышел.
Король развернул пакет. Прочитав написанное, Сергей улыбнулся, пожалуй, впервые за все это долгое время. Это был вызов в часть, но не в место ее расположения, а на товарную станцию Основа. Король прекрасно понимал, что это означает.
— Ну, друзья, настало время прощаться, — сказал он, вставая и обращаясь, собственно говоря, к одному Росовскому. — Мы с Орленко поедем принимать новые машины.
— Ох, как хочется опять в танк сесть, — воскликнул Орленко.
— И мне не терпится, — сказал Король, — вышли мы с вами из настоящего ада, с боем вышли, честно, а все-таки меня не покидает чувство, будто я там, на западе, подрывая свой танк, что-то сделал не так, в чем-то как бы провинился перед всеми. И знаешь, мне кажется, что окончательно избавиться от этого чувства можно только в бою. Я думаю, вы хорошо понимаете меня, друзья…