— Наверно.
— Значит, пока что из этого чулана вам не следует никуда выходить. Из нашего поселка не все эвакуировались, кто-нибудь знакомый может повстречаться… а вас же здесь все люди знали… значит, пока что нужно сидеть не рыпаясь. Через фронт к своим добираться… это, конечно, можно попробовать, но уж больно далеко нынче фронт стал. За Харьковом где-то… не добраться вам туда, словят… Значит, две дороги есть; либо засесть, как таракану, в щель и ждать, пока наши немца прогонят, либо…
— Что либо? — Соколова даже с места привстала.
— Либо искать партизан, слушок есть, что их где-то видели не то на Сумщине, не то на Черниговщине…
— Как же я их найду? Да ведь после той фотографии в газете они меня за гестаповку примут…
— И так может случиться, — сдержанно сказал старик. — Ну, значит, нам с вами одно осталось: подумать как следует… Вы отдыхайте, а я малость похожу — топливо мне раздобыть надобно. Отдыхайте и не волнуйтесь. Все будет хорошо.
И вышел из комнатушки, снова тщательно заперев ее на все засовы.
Разговор хотя и взволновал Веру Михайловну, но внутреннюю уверенность ничуть не поколебал. Все будет хорошо. И хотя она знала, что ее жизнь в доме гестаповки Берг, безусловно, вызовет немало толков и подозрений, все это казалось мелочью по сравнению с счастьем иметь рядом с собой верного друга.
Не успела она прилечь на кровать, как сразу же опять задремала, согретая теплом постели. Последней ее мыслью, уже почти перед сном, был образ Михаила Полоза. Ей снилось, что он идет ей навстречу, протягивает ласково руки и говорит:
— Все будет хорошо!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Для Любови Викторовны Берг бегство ее пленницы явилось ударом неожиданным и болезненным. Вначале она не хотела этому верить. Все думала, может, гестапо случайно арестовало Веру Михайловну, может, несчастье какое-нибудь с ней случилось. Но вскоре пришлось убедиться, что Соколова исчезла. Известить об этом начальство Берг решилась не сразу. В глубине души она была уверена, что Вере Михайловне придется вернуться — такое обвинение! — опротестовать его невозможно. Теперь уже никто не поверит Соколовой, все советские люди будут считать ее предательницей… Неужели, зная все это, она вздумает искать пути к советским людям?
Прошло несколько дней. Соколова не появлялась. Пришлось открыться — сперва Дорну, а потом шефу гестапо. Разговора с ним Любовь Викторовна боялась до исступления. Кто знает, как отнесется к этому известию шеф? Может получиться, что вся ее карьера окончится неожиданно и жалко. Поэтому, докладывая, она вся дрожала от неуемного волнения.
Но шеф не стал ни ругаться, ни кричать и вообще принял это сообщение вовсе не так, как ждала этого Берг. Он презрительно посматривал то на нее, то на фон Дорна, аккуратно стряхивал пепел с сигареты, слушал не очень внимательно, так, словно все это было ему известно давным-давно.
— Значит, поручать какие-либо важные дела вам еще рано, — заключил он, когда Берг закончила свое довольно-таки длинное объяснение. — Одну-единственную пленницу и то не устерегли… Запомните это на всякий случай…
Слова прозвучали как угроза, и Берг побледнела от страха. Не обращая внимания на впечатление от своих слов, шеф продолжал:
— Мы объявим награду за поимку этой Соколовой, и я уверен — нам очень скоро ее доставят…
— Простите, — вмешался Дорн, — но если мы официально признаем ее бегство, то это будет означать, что напечатанное в газете обращение за ее подписью и передача документов были… вынужденные.
Шеф посмотрел на Дорна, как бы удивляясь, как мог этот старик так логично построить возражение.
— Со всеми своими догадками вы можете убираться ко всем чертям. Все с самого начала сделано было неправильно. Вначале, правда, план был верный, но действительность смешала все карты — никакого института стратосферы в Киеве мы организовывать не будем. И вообще, здесь на Украине останутся только сельскохозяйственные учреждения, все остальное пусть провалится в преисподнюю…
Услышанное до того поразило Любовь Викторовну, что она не сразу нашлась, но ей на помощь поспешил Дорн.
— Снова какие-нибудь неудачи на фронте? — спросил он, и тут уже шеф сорвался со своего спокойного тона:
— Какие могут быть неудачи на фронте? — заорал он. — Частичные мелкие отступления нашей армии будут целиком наверстаны весной, когда прекратятся эти идиотские непредвиденные морозы.
— Где мы еще отступили? — осторожно спросила Берг.
— Они прорвались у Лозовой — Барвенково, — гаркнул шеф, — у них еще до черта самолетов и танков. А вы собираетесь организовать какие-то стратосферные институты, будто их у нас не хватает! Теперь все силы надо бросать на достижение стремительной и окончательной победы! Так приказал фюрер, и приказ его будет выполнен, даже если бы все силы природы восстали против нас…