В хате, где стоял учебный пулемет, после обеда никого, кроме хозяйки, не было… Очень этим довольная, Вера Михайловна вся углубилась в разборку затвора.
А в это время Карп Лойченко подходил к хате, где расположился со своим штабом Ковпак. Он попросил разрешения войти, демонстрируя не партизанскую, а военную дисциплину, четко доложил о своем появлении, сел по предложению Ковпака на скамью, немного помолчал, как бы не зная, с чего начать, потом решился:
— У нас в отряде, товарищ Ковпак, появилась одна женщина… Вера Михайловна Соколова…
— Ну, появилась.
— Я хочу вам сказать… думаю, что появление ее у нас не случайно.
— И я так думаю. Тетку Килину за ней посылали.
— Тем более. Я, как партизан, должен вам сказать, что не верю ей ни на ломаный грош. Вы сами хорошо знаете, как она сюда попала.
— Знаю.
— Была в концлагере, да гестаповка ее спасла. Потом передала документы, подписала обращение к ученым или инженерам… Вы все это знаете?
— Все это знаю.
— Ну и что?
— Ничего.
— Как это ничего?
— Вот так — ничего.
— А я целиком уверен, что гестапо специально послало ее сюда и намеренно о награде объявило, и все, что про нее в газетах написано, — чистейшая правда.
— А вот я не думаю, что все это правда, — ответил Ковпак. — Ты сам что бы делал на ее месте?
— Я? Я бы застрелился, а к гестаповке жить не пошел бы.
Ковпак задумался. Было что-то неприятное в словах Лойченко.
— Почему ж ты сам не застрелился, когда тебя в плен брали?
— Я — другое дело. Я обыкновенный боец… А она не имела права с немцами работать.
— Она и не работала…
— Во всяком случае, товарищ Ковпак, я вас предупредил, — упрямо заявил Лойченко, — я вас предупредил и думаю, что вы сами скоро в справедливости моих слов убедитесь.
Ковпак молчал.
— А что гестаповцы ее нам подсунули — это факт.
— И что ж ты предлагаешь?
— Выгнать ее из отряда к чертовой матери.
Ковпак снова помолчал.
— Нет, не выгоню, — заявил он. — И должен сказать тебе, Лойченко, очень мне не нравится, когда кто-нибудь из партизан, не имея никаких фактов, а только руководствуясь личными подозрениями, о своем товарище такое говорить решается…
— Она мне не товарищ. Я врага нутром чую.
— Нутром? Ну что ж, инструмент точный. Поживем — увидим.
— Пока мы поживем, она нас всех немцам выдаст.
— А вот этого не будет. Если у тебя все — можешь идти.
— У меня все.
Лойченко все так же четко повернулся через левое плечо и вышел. В хате стало тихо. Теперь пришла очередь задуматься Ковпаку. Что-то ему не понравилось в словах партизанского пулеметчика. Складывалось впечатление, будто он знает про Веру Михайловну больше, чем говорит. Может быть, эта настойчивость, с которой он хотел удалить Соколову, и казалась неприятной?
А с другой стороны, у Лойченко были все основания не доверять. Такую историю даже у партизан не всегда услышишь. Ну и что же? Только потому, что кому-то рассказ кажется неправдоподобным, выгонять человека на верную смерть? Нет, так поспешно принимать решения старый Ковпак не привык. А может быть, они раньше знали друг друга? — мелькнула догадка. — Нет, Лойченко, вероятно, об этом упомянул бы. Ничего не поделаешь — сложная штука — человеческие взаимоотношения.
«Ну, ладно, поживем — увидим, — сказал сам себе Ковпак, стряхнув с себя глубокую задумчивость. — А осторожным надо быть всегда».
И снова взялся за дела, которые нужно было ему, партизанскому генералу, решать ежеминутно. Но разговор о Вере Михайловне не выходил из головы.
Тем временем успехи Соколовой в изучении пулемета в тот день продвигались очень быстро. Не было уже для нее тайн в этой довольно сложной и в то же время ясной машине. Когда Лойченко вошел в хату, Вера Михайловна уже умела разобрать замок чуть ли не с закрытыми глазами.
— И вы говорите, что только сегодня впервые пулемет увидели? — не скрывая недоверия, спросил Лойченко.
— Увидела не впервые, но разбирать научилась только сегодня, — ответила Вера Михайловна.
Карп Лойченко с сомнением покачал головой.
— Когда стрелять попробуем? — спросила Соколова.
— Когда Ковпак разрешит и даст патроны, — неприязненно ответил пулеметчик, глядя, как быстро орудуют ловкие пальцы Веры Михайловны, собирая затвор.