— Садитесь, — спокойно сказал он. — Подождем несколько минут — они сами вернутся сюда. Мне даже незачем вызывать охрану. Убежать отсюда невозможно.
Это были первые слова Дорна, обращенные непосредственно к Яринке. Он вполне прилично изъяснялся по- русски, и хотя в его произношении и слышался сильный акцент, но понять слова было легко.
— Пойдемте, я покажу вам лаборатории, — сказал Дорн, и Яринка поднялась. Она шла, не понимая, куда и зачем идет. Разглядывала грандиозные лаборатории, которые и впрямь могли сравниться с лабораториями института стратосферы, и ничего не могла запомнить. Ее мозг все время сверлила мысль о Юрии и Марке. Удастся ли им убежать? Не убьют ли их?
Наконец он повел ее по длинному коридору, где солнечные пятна от окон лежали на полу, как золотые коврики,
— Это ваши спальни, — объяснил он. — В этом коридоре живу я, а вон там живет профессор Шторре.
Яринке показалось, что она уже слышала это имя из уст Дорна, во кто такой Шторре, вспомнить не смогла.
— Как видите, нам придется жить вместе довольно долго. Уверяю вас, что мы устроимся здесь неплохо.
Яринка послушно осматривала все. Комнаты, коридоры, лаборатории проплывали перед ее взором как бы в зыбком густом тумане. Ни один человек не встретился им за все это время.
Они отсутствовали не менее часа, и когда вернулись в кабинет Дорна, Крайнев и Волох уже сидели там в глубоких креслах.
— Я же говорил, что они вернутся, — сказал Дорн, обращаясь к Яринке. Он улыбнулся впервые за время беседы, обнажив желтые зубы.
Крайнев и Волох сидели в креслах, не глядя друг на друга. Чувство собственного бессилия парализовало их. Трижды обошли они этот бетонный дом странной архитектуры, успели обежать огромный асфальтированный аэродром. Осмотрели каждый сантиметр бетонной восьмиметровой стены, опоясывавшей здание и аэродром. И убедились, что бежать отсюда чрезвычайно трудно, почти невозможно.
Тяжело дыша и проклиная ту минуту, когда Волоху пришла мысль сесть на случайный аэродром, они вернулись в кабинет Дорна.
А Дорн держал себя так, будто ничего не случилось. Он поглядывал на всех чуть насмешливо, будто хотел сказать: «Вы мне не верите, а я говорю чистейшую правду». Затем предложил всем троим пойти осмотреть лаборатории помещения, где будут жить Юрий и Ярина.
И они отправились, разглядывая каждую мелочь. Проходили через отлично оборудованные лаборатории, полные солнечного света, химическую лабораторию, где на бесконечных полках стояли большие склянки с реактивами.
Этой лабораторией Дорн, казалось, был особенно доволен.
— И вы не согласитесь здесь работать? — как бы не веря самому себе, спросил он Крайнева.
Юрий взглянул на Дорна и оперся рукой о спинку стула. Прямо перед ним стоял огромный стеклянный баллон, наполненный дистиллированной водой. Крайнев толкнул его ладонью. Стекло вибрировало, как живое тело. Тогда Крайнев в ярости схватил стул, одним движением оторвал ножку и изо всех сил ударил по баллону. Баллон разбился. Широкой серебристой струей вода полилась на паркет.
А Крайнев словно сошел с ума. Ножкой от стула он разбивал банки с реактивами, пробирки, колбы, приборы. На его лицо было страшно смотреть. Волох тоже принялся бить и ломать все, что попадалось под руки.
Дорн не мешал им. Яринка сперва попыталась было остановить Юрия, но потом умолкла и с ужасом следила за своими друзьями. Когда последняя колба упала на пол, Юрий отшвырнул ножку стула и остановился. Он дышал тяжело, как после изнурительной работы.
— Вот мой ответ, — сказал он, вытирая рукавом взмокший лоб.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ганна Ланко сидела за большим черным роялем. Отполированные стенки и крышка отсвечивали черными холодными зеркалами. Рояль и должен был быть холодным и чистым, как те высокие стеклянные звуки, которые слетали с его струн. Ганна играла, изливая в музыке глубоко затаенную тоску, поверяя инструменту разбитые надежды и неуемное горе.
Сознание глубокого, непоправимого горя царило в сердце Ганны. Юрий слишком быстро ушел из ее жизни. Промелькнул, как сверкающий метеор, своим теплом согрел ее и исчез так же внезапно, как появился.
Со дня гибели Крайнева прошло уже несколько недель. Дни проходили, не оставляя следа. Внешне спокойная, Ганна, как всегда, внимательно и сосредоточенно работала в лаборатории. Только маленькая табличка с фамилией Юрия на двери кабинета выводила ее из равновесия.
Встречаясь с Валенсом, она опускала глаза и старалась пройти побыстрее. А Валенс, замедляя шаг, внимательно всматривался в ее лицо. Смерть Юрия он пережил так же остро, как утрату собственного сына, не подозревая даже, что так сильно любил его.