А тот смотрел на немца широко раскрытыми глазами, и тусклые огоньки беспокойства загорались постепенно в глубине его зрачков. Буш повернул голову к окну. Он обошел комнату, как бы осматривая ее, и так же молча, как вошел, удалился, оставив после себя запах крепкого табака.
Тишина в гостиной казалась еще более сконденсированной. Она давила, заставляла задыхаться.
— Кто это? — звонко спросил Стенслёвский, и его вопрос прозвучал, как стон. Нотки смертельного страха послышались в его голосе.
— Это начальник охраны. Мы к нему уже привыкли. Приятный парень! — насмешливо отозвался Волох.
— Я не могу выдержать, когда на меня так смотрят, — уже спокойнее сказал Стенслёвский, наливая себе в стакан воды.
Руки его дрожали мелко и неуёмно. Юрий подумал, что и впрямь семь лет такой жизни могут истрепать самые крепкие нервы. Волох смотрел на руки Стенслёвского равнодушно и пренебрежительно. Тот заметил его взгляд и сказал, как бы извиняясь:
— За это время у меня совсем расшатались нервы. Я ничего не могу с этим поделать. Подлецы… замучили меня…
Волох сидел, насмешливо поглядывая на инженера, и насвистывал.
Крайнев, стоя у окна, словно разглядывал след маленького темного облачка, пробежавшего в его мыслях. У него не было никаких оснований не верить Стенслёвскому. И все-таки он не верил. Перед глазами стояла тяжелая фигура Буша, его сжатые губы и выражение ненависти во взгляде, когда он смотрел на Стенслёвского. Под спокойным пристальным взглядом начальника охраны Стенслёвский явно занервничал, испугался. Все это было логически объяснимо и вполне естественно, однако Юрий испытывал какое-то внутреннее еще не осознанное беспокойство.
Тишину нарушил Стенслёвский. Он уже успокоился, и к нему вернулось нервно-веселое настроение. Завтра с утра он собирался начать работу в лаборатории. Это вызвало раздражение Крайнева, и он спросил с неприкрытой враждебностью:
— А скажите, Стенслёвский, как вы сюда попали? Разве там, где вы были прежде, нет лабораторий?
Глаза Стенслёвского удивленно раскрылись.
— Видите ли, — миролюбиво сказал он, — я работаю в одном направлении с вами. Поэтому меня и перевели сюда. А отсюда уже не переведут никуда, потому что я знаю место вашего пребывания. Но об этом мне жалеть не приходится.
Разговор перешел на специальные темы. Стенслёвский рассказал о новом крыле, которое он недавно сконструировал и собирается здесь испытать. Юрий увлекся беседой. Он расспрашивал о данных крыла, о будущем самолете.
Волох слушал их разговор, нервно покусывая спичку. Ему казался отвратительным этот человек. Врываясь резким диссонансом в беседу инженеров, он спросил:
— Одного не понимаю, господин, — он особенно подчеркнул последнее слово, — как вы решились предать?
— Предать? — оглянулся Стенслёвский. — Кого?
— Кого? — передразнил Волох. — Неужели вы никого не предали?
— У инженера нет родины, — послышался ответ. — Дома мне платили хуже, чем платят здесь… Так вот, мы сделали сокращенные радиусы… — продолжал он прерванную с Крайневым беседу, словно не было короткой и резкой перепалки с Волохом.
Во время этого разговора Юрий еще острее почувствовал, как стосковался по работе. Увлекшись, он даже дал несколько практических советов относительно порядка работы Стенслёвского. Тогда гость осмелился попросить Крайнева помочь ему в этом сложном деле. Признавая авторитет Крайнева, он слушался бы его, как ученик, и учился бы, работая вместе.
В одно мгновение Крайнев пришел в себя, и разговор оборвался резко, неожиданно. Юрий посмотрел на Стенслёвского и спросил:
— Вы что, хотите спровоцировать меня на торжественное начало работы?
— Что вы, — смутился тот. — Прошу простить, если я вас чем-нибудь обидел. Это действительно было слишком смело с моей стороны.
И весь этот приятный разговор вдруг оказался лишним.
А Стенслёвский между тем беседовал уже с Яринкой, рассказывая ей, как трижды пытался бежать из таких же точно лабораторий и как из этого ничего не выходило. Один раз ему как будто уже совсем удался побег, но его тяжело ранили и вернули обратно.
— Зачем же вы бежали? Вам ведь хорошо платят? — неприязненно спросил Волох.
Стенслёвский повернулся к нему величественным движением непризнанного короля.
— Владислав Стенслёвский мог быть всемирно известным инженером, — сказал он с пафосом, — а сейчас у меня нет имени. Мои работы печатаются под чужой фамилией. Теперь вы можете понять, почему я пытался бежать?
Волох ничего не ответил.
Стенслёвский взглянул на часы.