ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
За стенами аэродрома шла осень. Ока чувствовалась в прозрачном холодном небе, она проходила за бетонными стенами, давая знать о себе осыпающейся листвой.
В доме царила обычная тишина, изредка нарушаемая тяжелыми шагами профессора Шторре. Он медленно расхаживал по коридорам, задумчиво теребя пальцами седую бороду. В полумраке его седина казалась голубоватой.
Он мог часами ходить так, ни о чем не думая, ничем не интересуясь. Мысли проплывали, неясные и расплывчатые. Только тогда, когда в мозг врезалась мысль о сыне, в голове сразу прояснялось.
Он до безумия любил своего единственного сына и для него готов был на все. Это была подлинная любовь, сильная и суровая. После того злополучного завтрака, во время которого Яринка сообщила о смерти Вальтера, он все еще не получил ответа. Ждал встречи с сыном и не мог дождаться. Месяц проходил за месяцем, а Дорн все еще ни словом не обмолвился о своем обещании. Он словно позабыл о нем.
Шторре изо дня в день ждал, не вызовет ли его Дорн для обещанного свидания. И однажды, когда ожидание стало невыносимым, профессор решил пойти в кабинет Дорна. К этому визиту он готовился особенно тщательно. Даже заранее подготовил фразу для начала беседы. Он много раз продумал весь разговор, от начала до какой- то страшной точки, за которой начиналась неизвестность. Старый профессор боялся этой неизвестности и оттягивал разговор со дня на день.
Но как-то утром он сообщил Дорну о своем желании, даже не желании, а требовании немедленного свидания. Тот сразу, и притом очень вежливо, ответил согласием. Чувствуя, как колотится в груди сердце, подходил профессор к заветной двери.
С минуту он стоял у двери, как бы не решаясь переступить порог, затем решительно, резким движением распахнул дверь и вошел в комнату.
Дорн сидел за столом и смотрел в книгу. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не реагировал на появление профессора Шторре. Он даже не поднял головы, чтобы поздороваться.
Неподвижность Дорна встревожила профессора не на шутку. Перед ним как бы сидел мертвец. Так хорошо продуманные и подготовленные слова и мысли вылетели из головы. Он стоял, смотрел на Дорна и не знал, с чего начать.
Наконец Дорн поднял глаза и с минуту глядел на профессора. Он хорошо знал, зачем тот пришел, и был готов к беседе.
— Садитесь, пожалуйста, — указал он рукой на стул. — Как вы себя чувствуете, профессор?
Голос его звучал глухо, устало, равнодушно. Он знал заранее, к чему сведется разговор, и хотел поскорее его закончить.
Профессор подошел к столу и тяжело, словно у него подкосились колени, опустился в кресло. Он сидел, смотрел в упор на Дорна, и спокойствие понемногу возвращалось к нему.
— Я хочу знать, — сказал он, переводя взгляд на длинные старческие пальцы с синеватыми ногтями, — когда будет выполнено ваше обещание. Я хочу знать, когда я смогу увидеть Вальтера.
После этих слов профессор снова посмотрел на Дорна и встретил равнодушный, немного насмешливый взгляд. Дорн разглядывал его спокойно, как хорошую добычу. Он забавлялся профессором, как кошка — замученной мышью. Он чувствовал свою власть над этим высоким стариком. Во имя спасения сына профессор готов сделать все что угодно. Это была точка, вокруг которой вращалась вся его жизнь. Тот, кто владел этой точкой, владел всем. Дорн прекрасно понимал это. Именно потому так равнодушно и уверенно ожидал он конца этого разговора.
— Я требую, профессор, — резко и отчетливо сказал он, — чтобы вы завтра же начали интенсивную работу. До сих пор у вас не закончена конструкция крыла. Это удивляет меня, профессор!
С этими словами он бросил на стол маленький карандаш. Карандаш покатился по столу, и, следя за ним взглядом, профессор Шторре напряженно думал: упадет или не упадет? Почему-то сейчас только это казалось ему чрезвычайно важным.
Карандаш не упал, он докатился до края стола и остановился.
Минуту Шторре собирался с мыслями.
— Вы ничего не сказали о своем обещании. Когда я увижу сына?
Дорн недовольно поморщился. Профессор был слишком настойчив. Перед глазами промелькнуло розовое детское лицо Яринки: из-за этой проклятой девчонки у него сейчас столько лишних забот.
— Вы удивляете меня, профессор, — сказал он, лениво растягивая слова. — Ведь я выполнил все, кроме последнего обещания. Но смею вас уверить, что вы увидите своего сына очень скоро. Это так же верно, как то, что существует этот дом.
— Это неправда. Его убили, — прохрипел Шторре, — Вы лжете.