Неясная тревога закралась в сердце колдуна, но он, хоть убей, не видел никаких оснований для беспокойства, ведь она немощна и не опасна... она сейчас умрет... Он сильнее, сильнее... Он хозяин положения, а не она!
Арина, поглядывая на Дуя так, будто не верила своим глазам, начала смеяться.
- Прекрати... сумасшедшая... - не выдержал колдун. Непонятное всегда пугало его.
- Да, ты не разочаровал меня, Дуй, - без тени улыбки на лице сказала Арина. - Ты сделал так, как я хотела: сам пришел и войско свое шершавое привел. Верно говорят люди: дурака учить - только портить.
- Хватит болтать! - перебил ее Дуй. Почему она не боится его? - Где дружки твои, знаешь? И внук, которого ты так осчастливила однажды? Я приласкал их. Только вот незадача - одному ты крылья приделала, а другим забыла. - Дуй злорадно выплескивал на ненавистную мокошь то, что так долго мечтал ей сообщить.
Арина, казалось, не слышала его слов.
- Пришел час расплаты, Дуй, - сказала она, выпрямившись. Взгляд ее синих глаз таил такую угрозу, что колдун вдруг похолодел. - Получи то, что ты заслужил своими кровавыми бесчинствами, своей никчемной, бездарной жизнью. И когда свет померкнет у тебя в глазах, пусть тебе явятся все погубленные тобой, а особенно - вспомни, как умирали маленькие... не покорившиеся тебе мальчики...
Дуй завертелся на месте, пытаясь понять, что ему угрожает и чем пугает его эта сумасшедшая, еле живая старуха.
Арина взмахнула руками, как птица крыльями, и в кладовой с ужасающим треском одновременно взорвались сотни глиняных горшочков с водой, которую она собирала и берегла целый год. Всю последнюю неделю, не смыкая глаз, Арина святила воду, опуская в каждый горшочек серебряный крест, и читала молитвы, прося у неба помощи.
От чудовищного напора воды мгновенно рухнули стены постройки. Вложив в слова всю свою ненависть и горькое торжество, Арина успела выкрикнуть Дую, черным волком заметавшемуся по двору:
- Искупайся в святой воде, Дуй, а то от тебя смердит!
Бешеный водный поток завертел-закружил всех - Арину, серые полчища крыс, черного ворона, которого волна накрыла прежде, чем он успел взлететь повыше. Надежды спастись никакой, понял Дуй, барахтаясь и корчась от боли в воде, освященной силой, превосходящей его собственную. Деревня, окруженная алмазным кольцом, благодаря древним заклинаниям и молитвам Арины стала гибельной ловушкой для черного колдуна: прозрачные стены не пропускали воду, и это фантастическое, невероятное зрелище поразило бы случайного путника, доведись тому оказаться поблизости.
Освобожденная из долгого заточения вода быстро прибывала, и в ее водоворотах тысячами гибли серые твари. Дуй безуспешно пытался стряхнуть с себя своих верных помощников; обезумев от страха, они с писком цеплялись за него и карабкались вверх.
Вода поднялась уже выше домов и самых высоких деревьев. В последний раз мелькнула на поверхности голова колдуна и исчезла под мокрыми крысиными телами.
Вода дырочку найдет, и гигантский стакан дал трещину в том месте, где был мост. Через эти распахнувшиеся ворота водная стихия устремилась в русло реки. Ревущие потоки уносили с собой нечисть, что нашла здесь свой конец, смывали грязь, мусор, легко подхватывали разрушенные дома и вырванные с корнем деревья.
Речные берега не вместили пусть небольшое, но все же море, и оно разлилось по пересохшим полям и лесам. Потрескавшаяся, изнывающая от жажды земля быстро впитывала каждую капельку воды, благодарно принимая то, чего была несправедливо лишена. Воздух, прежде сухой и горячий, отяжелел от влаги, и вскоре пылающее нестерпимым жаром солнце прикрыли легкие набежавшие тучки.
Глава пятая
Сон
1.
Удивительное событие всколыхнуло дальнюю деревушку, затерявшуюся в истомленных засухой лесах и заполоненную беженцами. Колька-скорняк, потерявший в прошлом году жену и дочь и немного тронувшийся умом, вдруг принялся рассказывать всем чудный сон, который снился ему уже целую неделю, каждую ночь.
Поначалу Кольку гнали со дворов, не желая слушать сумасшедшего и тешить себя несбыточными надеждами, потом сами стали интересоваться, что там, в его сне, происходит.
- Вижу, братцы, будто бы начался в нашей деревне потоп, и заливает всю землю, но не обычной водой, а живой... И где прольется эта вода, все начинает цвести пышным цветом... - теребя соломенный чуб, с жаром рассказывал скорняк. - И землица наша пьет, и все зеленеет - и луга, и леса, и поля... И так легко душе моей, братцы, в этом сне, что летит она туда, к родной моей избе, а избы-то и нет... Там поле, чистое, широкое. И тихонечко так топоры стучат, далеко слышно...
Измученные нуждой и скитаниями люди слушали его с замиранием сердца. Старики, потолковав между собой, решили, что сон этот - добрый знак, и снарядили в дорогу пятерых самых надежных мужиков - разведать, что творится в родных местах.
Коля-скорняк, провожая мужиков, суетился у телег и, лихорадочно блестя глазами, в волнении твердил:
- Топоры возьмите, топоры!
- Возьмем и топоры, Колюня... - гудел здоровенный кузнец Митрофан. Как в дороге без топоров-то?
- И гвоздей побольше!
- Зачем же нам гвозди, Коля?
Скорняк сердился до слез, топал ногой, просил, и чтобы не обижать человека, взяли гвоздей. Уже на выезде из деревни он догнал последнюю телегу и забросил в нее узел с одеждой своей покойной жены.
- Что ты, Коля, в самом деле?! - рассердились мужики. - Забирай назад!
Безумный скорняк упал на колени, в мелкую дорожную пыль.
- Возьмите, братцы, возьмите! Не встану, коли не возьмете!
Мужики плюнули и оставили узел у себя.
Передвигались по пересохшему руслу реки, твердому, как камень. На следующий день ноги коней стали оставлять следы на влажной земле, и вскоре захлюпала в тележных колеях вода. Мужики поднялись на пологий берег и двинулись вдоль реки, все набирающей силу.
Понурые пожелтевшие леса кончились, земля зазеленела молоденькой травкой, посвежел воздух, и вдруг из набежавших туч пролился короткий теплый дождь. Картины оживающей природы вернули улыбки на суровые мужские лица, и в душах зародилась какая-то робкая, несмелая надежда на добрые перемены.
У крутой излучины реки Митрофан, возглавляющий обоз, придержал коня и, привстав в телеге, показал рукой:
- Гляньте-ка, мужики, это не человек ли там лежит? Или что иное?