- Он там, - спокойно сказал старик. - Больше ему некуда спрятаться на этой планете. Пока ты здесь страдаешь и с трудом ворочаешь мозгами, он все больше удаляется от Забавы. Через два часа "Роса" войдет в орбиту Большого Перекрестка и скакнет в гиперпереход. Тогда вы точно его потеряете.
- Интересно, кто тебе дал сведения о "Росе"? - Диктор поднялся из кресла. - Никита, ты хочешь втянуть меня в скандал? Ты намекаешь, что человек, о котором мы с тобой не должны говорить, вступил в сговор с предметом наших поисков?
- Это маловероятно. Даже невозможно. Я намекаю, что тебе нужно поторопиться.
- Если его там не окажется, меня ждут большие неприятности...
- Я понимаю. И все же я буду ждать остальные две трети моего вознаграждения. Когда я получу их?
Диктор сделал слабую попытку улыбнуться.
- Все выяснится через час...
Я сделаю тебя счастливым, сынок. Всю жизнь я мечтал об этом. Ты станешь свободным, независимым. Для тебя начнется совсем другая жизнь, а у меня наконец появятся внуки. Ты оставишь эту работу и займешься тем, что тебе по-настоящему интересно. В детстве ты хорошо рисовал и даже писал стихи. Теперь мы много времени будем проводить вместе...
Минуты текли слишком медленно. Старик прислушивался к шелесту ветвей за темным окном и старался не думать о мальчике, для которого люди страшнее, чем дикие звери.
Грудь у старика сдавило так, что стало трудно дышать. Он положил под язык таблетку. Они схватили меня за горло, сказал он, - словно маленький мальчик, против которого ополчилась вся планета, мог услышать его. Разбив жизнь Виктору, они перечеркнули и мою. Я не мог оставить его в беде, пойми это...
Он тоскливо посмотрел в темноту. На яблонях уже появились завязи, крошечные и зеленые. Они растут даже сейчас, ночью, и каждая из них маленькое чудо...
Это невыносимо, подумал старик, нет ничего хуже неизвестности. Зачем он попросил еще денег? Чтобы досадить им. Нет, ему не нужно столько, и не в этом дело... Только об одном он сейчас просит: пусть они не найдут в непробиваемом сейфе, без воздуха, скорчившегося, как в чреве у матери, мальчика, пусть уйдет с души эта щемящая тоска - тяжкий и ненужный груз... пожалуйста...
Он вздрогнул от негромкого писка зуммера. Из щели в компьютере голубой прозрачной лентой выползла копия чека с невообразимой, немыслимой суммой. Старик смотрел, и у него не было ни сил, ни желания протянуть руку и взять чек.
Резкий звонок телефона вывел его из оцепенения. Он снял трубку. Ничего не понимая, выслушал взволнованный сбивчивый монолог. Ошибка лаборанта... нарушен баланс... химическое равновесие... О чем он говорит? Водоснабжение? Убытки возместят... Какие убытки? Старик бросил трубку, включил освещение в саду и подкатил свое кресло к окну.
Нет, это не ошибка лаборанта, это расплата... Только он не знал, что она наступит так скоро...
Ни с одним из своих воспоминаний он не расстанется добровольно, но это, последнее, будет жечь его до последнего вздоха - вид почерневших, словно обугленных, деревьев, печально шелестящих на ветру засохшими ветвями.
Не может быть победителей...
Старик опустил голову и заплакал.
Глава первая
Арина
1.
Лето кончалось, но дни по-прежнему стояли жаркие и сухие. Прохлада наступившей ночи приятно холодила бока волка, остановившегося посреди большого брошенного поля. Это был необычно крупный, матерый, волк, черный, как сажа. Он неторопливо огляделся. Разгулявшийся ветер не волновал, как прежде, посевы: перезревшая пшеница понуро легла на землю под тяжелые волчьи лапы - никому не нужная, жалкая, как побежденный, вставший на колени...
Волк зевнул и задрал морду к небу. Луна нависала прямо над ним. Отчетливо, как комья грязи, выделялись на ее округлом желтом боку темные пятна. Луна не вызывала у волка никакого интереса. Он давно уже вычислил тупую предсказуемость ее ежемесячных превращений, ее однообразный, надоедливый бег в тучах. Иное дело - звезды.
Ночи напролет они могли загадочно и неподвижно мерцать на черном небе, а потом вдруг торопливо, словно потревоженные стрижи, начинали скатываться за темную зубчатую кромку леса, оставляя после себя только тоску неподвластного.
Сегодня звездопад был особенно красив. Волк едва успевал поворачивать свою огромную морду, замечая краем глаза новое движение на небе. Звезды всегда падали где-то далеко и бесшумно, и это волновало воображение волка больше всего. Далеко и бесшумно...
Он прикрыл глаза и расслабился перед тем, как продолжить бег, потом мельком взглянул на небо и испуганно взвизгнул. Звезда падала прямо на него. Она стремительно катилась с небес, увеличиваясь в размерах и распространяя свое нестерпимое для глаз сияние на все вокруг - угрюмый лес, несжатое поле, оцепеневшее от страха существо...
Волк прижал уши к голове и огромными прыжками понесся к лесу. Ужас удесятерял его силы. Горячий блеск падающей звезды уже опалял его широкую спину, но волк бежал, не останавливаясь, в предсмертной тоске сузив желтые глаза.
Звезда бесшумно упала у самой границы леса. Хрипящий от страха волк мелькал среди деревьев в угасающем свете ее длинных лучей и, надрывая последние силы, уходил все дальше в лес.
Наконец оказавшись на холме, возвышающемся над долиной, он обернулся. Голубоватая точка слабо светилась далеко внизу - звезда еще жила. Вдруг небо над ней засияло, и острый тонкий луч с вышины ужалил умирающую звезду.
Яркий синий столб пламени и грохот взрыва, донесшийся с такого большого расстояния, ужаснули волка, но, проклиная собственное любопытство, он тут же взбежал на самую высокую точку холма, вытянул узкую морду к востоку и осторожно понюхал воздух.
Больше он не раздумывал ни минуты. Прочь отсюда. Скатившись по другой стороне холма, черный волк слился с тьмой. Запах, принесенный ветром из долины, был ему незнаком, и это означало только одно - это был запах опасности. Именно так пахнут падающие звезды.
2.
По натоптанной тропе, на которую ложились длинные вечерние тени, путники вышли к деревне.
Их было трое: крепкий, рослый Тики, худощавый светловолосый Дизи обоим было по двенадцать лет - и худенький черноглазый Рики, выглядевший лет на восемь.
Мальчики шли на запад уже две недели, делая остановки только для краткого отдыха или ночлега. Рики пугался темноты влажных безмолвных чащ, и их приходилось обходить стороной, выбирая открытые пространства или прозрачные березовые рощи и осинники. Солнце то мягко просеивалось через редкую листву, то нещадно жгло, отражаясь от белого песка сосновых рощ. Временами над освеженным дождем лесом вставала радуга, и тогда Рики прыгал от восторга.