- Ты уже все понимаешь, да? - ласково сказала она улыбающейся девочке. - Солнышко мое... Спи...
Зоя была вылитая мать - беленькая, ладненькая, с синими звездочками глаз на смышленом лице. И такая же красивая. Павлик очень ее любит... Месяц назад он вернулся, ее дорогой мальчик, и вместе с ним в ее дом вернулась радость. Павлуша много и охотно рассказывал ей о своем путешествии. Его рассказы выглядели невероятными. Арина вздыхала, обнимая его, но свои сомнения вслух не высказывала. Она так самозабвенно любила этого обиженного ею ребенка, что простила бы ему и еще более невероятные фантазии - хотя что могло быть невероятнее уже сбывшегося пророчества и оставшихся после этого загадок?
Арина много думала о том, что произошло в ее жизни за последние два года, о мальчиках, которые вернули ей Павлушу. Она допросила домового, тот мало что мог рассказать толком, так как почти все путешествие проспал в рюкзаке, но было очевидно, что относится он к мальчикам с благоговейным трепетом.
Однажды утром, повинуясь внезапному озарению, Арина под моросящим дождем торопливо пошла в кузницу, где бодро гремел молотом по наковальне Митрофан. Мокошь начала издалека, поговорила с кузнецом о том, о сем, потом, мучительно краснея, задала ему свой нелепый вопрос. Кузнец удивленно воззрился на нее.
- Ну, матушка... - пробасил он. - Голубая, конечно. Почему ты спрашиваешь? Это ведь всем известно - у каждой мокоши голубая кровь...
Это явилось для Арины ударом. По дороге домой она плакала. Она не хотела иметь ничего общего со злодеем, который, как безумный, любой ценой добивался своего. Жуткое, всегда алчущее поклонения лицо, на котором при виде чужих страданий появлялась дьявольская усмешка, лицо, обезображенное низкими, грязными страстями, все еще снилось ей по ночам, и она просыпалась в страхе.
У нее голубая кровь - кровь, которая текла в жилах Дуя и которую она столько раз проклинала! С большим трудом она заставила себя не думать об этом.
Павлуша снова стал человеком, но тяжело входил в жизнь. Он не жаловался ей на других детей, но иногда тайком плакал - мальчишки дразнили его петухом и не хотели играть с ним. Арина переживала за него молча, не повторяя старых ошибок и больше никогда не вмешиваясь в его отношения со сверстниками.
Внук подружился с Федей, тем самым парнем, который несколько лет назад пострадал по вине заезжего гипнотизера. Разум возвратился к нему во время скитаний беженцев, но друзья отвернулись точно так же, как и от Павлуши. Федя стал сильно пить и по глупости потерял обе ноги. И теперь Арина часто видела хрупкую фигурку внука рядом с волочащимся по дороге на культяпках Федькой-пьяницей, как прозвали его в деревне. Арина вздыхала, хмурилась, но сильно не беспокоилась, сердцем чувствуя в опустившемся парне природную доброту и незлобивость.
Павлуша все чаще вспоминал мальчиков, особенно Рики.
- Бабушка, если я позову их, они вернутся и заберут меня. Дизи обещал мне, - однажды доверительно сказал он Арине с тайной надеждой, что она отпустит его.
- Разве тебе плохо со мной, Павлик? - разволновалась Арина.
- Мне не плохо с тобой, - опустив голову, ответил мальчик. - Мне плохо без них...
Ночь Арина проплакала в подушку, но к утру решила, что она примет и это. Она не будет препятствовать, если Павлуша решит уйти. Он слишком многое испытал, он умный, добрый. Он уже может отличить тень от света. Она не враг своему внуку.
Ничего этого она, конечно, не сказала ему, но теперь всякий раз, стоило Павлику где-то задержаться, тревожилась. Вот и сегодня - солнце гаснет, а его все нет. Зоинька заснула у нее на руках, Арина понесла ее в колыбель и увидела там сложенный вчетверо листок бумаги. Сердце у нее заныло. Она развернула листок. Павлик прощался с ней.
Арина прошла в горницу, села за стол и запретила себе плакать. У него всё будет хорошо. Солнце вдруг прощально блеснуло из-за туч, и вся комната засверкала от его неярких лучей.
В окно со двора кто-то постучал. Арина повернула голову. Сквозь стекло на нее смотрел Дуй.
7.
- Мы расшифровали ваш диск, господин посол... - насмешливо произнес Сон. - Это было трудно, но мы справились. - Камеры наблюдения следили за бесстрастно шагающим по длинному коридору Центра человеком. - На вашей пуговице записано, что вы самозванец, - все с той же иронией продолжал Сон, но окружение сразу уловило в его голосе нотки угрозы. Ни один мускул не дрогнул на лице человека. Сопровождаемый охраной, он молча продолжал свой путь, не обращая внимания на голографический экран с изображением Сона, плывущий перед ним. - Остановись, или я силой заставлю тебя сделать это! рявкнул выведенный из себя Сон. Охрана замедлила шаг, ожидая приказа.
Камера крупным планом показала бледное надменное лицо пришельца. Сон сразу же вспомнил реакцию Сероглазого, и уверенности его поубавилось.
- Сон... подожди... - вдруг что-то уловив, быстро проговорил Шепот, у него в кармане... мышь!
- Вот эта? - спокойно сказал человек, вынимая из кармана куртки маленького серого мышонка.
Все завороженно уставились на блестящие круглые глазки зверька и его дрожащие усики. Через две секунды и мышь на ладони, и сам посол исчезли.
Остался только длинный пустой коридор и двое растерянных охранников.
- Сон, что нам делать? - в тревоге крикнул один из них.
Сон размышлял недолго.
- Это гипноз... - Он нагнулся к микрофону. - Четвертый пост - в зону восемнадцать! - Из бокового рукава в коридор выскочил нид. - Ты видишь человека? Где он?
- Вон! - Нид показал рукой в конец коридора.
- Догнать! - заревел Сон.
Сон нажимал кнопки и выкрикивал команды, подняв на ноги всю немногочисленную охрану Центра. Строго подчиняющиеся дисциплине ниды трепетно относились ко всему, связанному с управлением их миром, и здание Центра, вырубленное в неприступной скале, как и все жилища нидов, почти не охранялось. Сейчас это обернулось против них.
Вождь нидов включил камеры наблюдения всего сектора. Он водил пальцем по схеме Центра, и на экране возникала переданная из нужной точки картинка. Вскоре обнаружился и бегущий человек. Большими легкими прыжками охранники быстро настигали его, но неожиданно беглец снова исчез из поля зрения как-то странно поплыл и заискрился воздух на том месте, где он только что находился.
Сон в отчаянии раздул ноздри.