— Отдать, одолжить, какая разница! Назовите хоть одну причину, почему я должен идти вам навстречу.
— Этого желают Призраки.
Ну вот, и эти туда же.
— Я верю в Призраков, но я не сумасшедший, во всяком случае, не настолько, чтобы помогать оборванцам, прикрывающимся священным именем.
— Кецаль, — заговорил спутник вольного, мятая сине-голубая форма без нашивок внушала смутное беспокойство, — это не способ завоевать доверие и уж конечно не насмешка. Я знаю, о чем говорю. Я — бывший агент, Гильдия осудила меня, приговорила к сотам.
— Соты! — упоминание страшного места трансформировалось в холодные мурашки, даже боль на время сбежала из спины.
— Да. И оттуда меня спас, вытащил не кто иной, как — Призрак!
Кецаль испытал укол ревности — Призрак мог спасти только его! Хотя, не все что произносится вслух, и даже не все то, что думается — правда.
— Чего же, муж, облагороженный божественным вниманием, может хотеть от меня, простого слуги великих богов?
— Мы уже сказали — Телепата.
— Зачем, для чего вам существо, читающее мысли?
— Единственное, что можем сказать — дело способно порядком подпортить нервы Гильдии.
— Звучит заманчиво.
— На день, всего на день.
Снова это проклятый мир! В юности, соблюдая освященную веками церемонию посвящения в агенты, Д'арно показали соты. Животное чувство страха, испытанное тогда, до сих пор, спустя десятилетия, холодило нервы, заставляя гнать даже мысли, случайно обернувшиеся к теме запретной планеты.
Здесь, в этом лишенном света и тепла мире, Д'арно испытывал сходные ощущения.
— Где же его искать? Помоги, прощупай местность.
Дункан обращался к Телепату. Присутствие урода отнюдь не способствовало поднятию настроения.
Александр не любил расу уродов, да что не любил, он их почти ненавидел — иррациональное чувство к существам, вся вина которых сводилась к не слишком привлекательной внешности и умению читать мысли. Именно ненавидел, и Д'арно было плевать, что урод знает о его чувстве! Или не плевать… ненавидел и… боялся.
— Там, — шипящий голос пробирал до костей не хуже мороза. Корявый палец, палаческим крюком, высунувшись из-под накидки, указал на одно из темных пятен, в изобилии усеивающих стены воронки.
— Пошли!
— Ага, — Д'арно плотнее закутался в теплый, подбитый мехом яланской гидры, плащ. Далеко не без труда, ему удалось уговорить Дункана задержаться для соответствующей экипировки. Будь того воля, этот полоумный до сих пор щеголял бы в потрепанной униформе.
— Гаан, ты здесь? Это мы — твои друзья, вылезай.
Опустившись на колени, Трегарт разговаривал с дырой.
Дался ему этот старик! Пусть, даже и имеющий отношение к легендарному Прыгуну.
Из темноты показалась всклокоченная грива грязных волос.
— Нет, нет, я не хочу в соты! Я ничего не сделал! Это все они — бог Монтегума с подручными, они оговорили, подставили меня… а потом мы спускались с гор. Какие там горы! Спустились, и вышел снежный человек… я испугался, а они ручные, совсем ручные, и Баньян схватил меня, а зверек и говорит…
Опять этот сумасшедший бредит!
— Меня там поили вином — у губернатора Лендеи отличные виноградники, а еще… шоколадом, — морщинистые веки мечтательно прикрыли бесцветные глаза. — Шо-ко-лад, — произнося буквы, он словно катал на языке сладкие кубики, неземным лакомством смаковал каждый слог. — Ни разу после, я не ел шоколада, — или Александру показалось, или действительно под веками блеснули слезы.
Дункан порылся в карманах, между прочим, карманах весьма недешевого пальто, купленного Д'арно, а к пальто еще прилагался костюм из джергхайского шелка, льняная рубаха с ручной вышивкой и туфли из кожи кайского аллигатора в которых не стыдно показаться даже на приеме у бога. Это не считая прочих не дешевых аксессуаров, таких как: бриллиантовые запонки, платиновые часы и витая заколка для отсутствующего галстука. Вылитый принц! Упрямец еще смел утверждать, что ему это ни к чему.
— Держи! — нечто, завернутое в фольгу, опустилось в морщинистые ладони.
Пальцы с неистовством насильника сдернули блестящую обертку.
— Ш-шоколад… — он не кричал от радости, он произнес это слово благоговейным шепотом. Так преклоняются перед божеством, перед святыней, священными, освященными веками чудес и миллионами верующих реликвиями. Только… реликвии не едят.
Интересно, каким образом в великолепие облачения Трегарта затесался шоколад?
— Давай!
— Что давать? — Александр не сразу сообразил, что Трегарт обращается к нему.