Надежда, тлеющая лучина разгоралась, превращаясь, еще не в свечу, но уже в спичку.
«Сейчас он откажет, выставит меня вон, или чего похуже. Что ж, простите страждущие, придется вам страдать и дальше. Что мог — я сделал. Кто ж виноват, что у нас такой подозрительный начальник безопасности. Настолько подозрительный, что даже человеку, добывшему Карту…»
Морщины на высоком лбу разгладились, а глаза, из подозрительных сделались — Дункан вздрогнул — по отечески добрыми.
Даже губы, губы — нет, этого не может быть! Растянулись в слабом подобии улыбки.
Морщинистые руки уже заполняли какой-то формуляр.
— Конечно. Герой имеет право лицезреть то, ради чего едва не отдал жизнь.
Поставив точку, рука подсунула бланк на край стола.
Пропуск!
— Спасибо, — идущий на казнь благодарит палача, старательно мылящего веревку.
Проклятая бумажка зажата в потной руке.
У дверей сокровищницы бдительные стражи — пара детин при здоровье и оружии.
Уж эти не дадут. Не допустят…
Коленки предательски подгибаются. Дрожь от них передается рукам, телу, ненавистной бумаге.
— Вот… у меня разрешение…
Даже не взглянув на пропуск, призванные оберегать, берут под козырек.
— Дункан, конечно, проходите.
Воздух с шумом вырывается из легких, вместе со страхом выпуская остатки надежды. Трегарт понял, что чувствовали поднимающиеся на эшафот. Вроде шагаешь сам, в иллюзии некоторой свободы, но от тебя уже ничего не зависит. Разве только отсрочить казнь… на минуту… две… не больше. Казнь, которая все равно состоится, состоится потому что собрались зеваки, палач надел лучший, почти новый капюшон, да и бургомистр не любит зря подниматься в такую рань…
Он не видел разложенных по полкам драгоценностей, не замечал слитков, поблескивающих полированными гранями, не обратил внимания на ювелирные изделия, способные свести с ума и закостенелого праведника. Сокровищница — одна из многих.
Справа, возле входа, отдельно от других, на небольшом каменном постаменте, лежала она — Карта Пути.
Обычный грязно-желтый кристалл, каким он запомнил ее в доме Эона.
Тело трясла лихорадка, зубы отбивали дробь, рука со второй попытки накрыла проклятый минерал.
Сейчас, вот сейчас — сработает сигнализация, завоет сирена, набегут стражи, и… освободят его от обязанностей героя!
Он скажет — хотел рассмотреть, случайно зацепил…
Ничего не произошло.
Дункан выругался. «Кто так охраняет!» Да любой мальчишка, шпион-самоучка способен выпотрошить сокровищницу!
Уже не надеясь услышать спасительный вой, одеревеневшая рука сгребла Карту и опустила ее в карман.
Не удивительно, что Гильдия до сих пор не совладала с Повстанцами!
Тело развернулось к двери.
Последняя надежда — задержат на выходе, обыщут…
Бдительные стражи берут под блестящие козырьки.
— Счастливо!
Да, счастливо.
Одеревеневшие ноги, вновь обрядшие гибкость колени несли его по коридору. Прочь. Прочь. К комнате, к шкафу, в котором заждался Камень.
Путь не близкий. Может, опомнятся, хлопнут по лбу. «Как же мы допустили!». «Догнать!», «Задержать!», «Обыскать!» Но Дункан уже знал, внутренним чутьем чувствовал — не скажут, не догонят, не задержат.
Что ж — Рубикон перейден, жребий брошен. Радуйтесь, трепещите в предвкушении. Дункан — спаситель — украл — совершил свой подвиг, идет к вам.
Светлые стены, памятное окно, забранное привратником свободы — решеткой, роскошное кожаное кресло.
Все, как он помнил, как оставил. Впрочем, не все — кровать, его кровать исчезла. Ее просто убрали, как вещь, отслужившую свое, выполнившую возложенную миссию.
Из кресла, навстречу ему, поднялся высокий юноша, худой, словно раздвоенная палка, к которой зачем-то прилепили руки.
— Если не ошибаюсь, мистер Трегарт?
Улыбка, проявившая белоснежные зубы, оказалась на редкость обаятельной.
— Д-да, — кивнул Дункан.
— Прошу за мной, мистер Канн ждет вас.
Он перенесся в палату, ту самую в которой провел полторы недели, круто изменившие его взгляды на жизнь, да и саму жизнь тоже. Единственное место в лагере Повстанцев, которое знал.
Если честно, Дункан ожидал иной встречи. Нет, не фанфар, хотя, почему бы и не фанфары, и не криков «герой», «добытчик» — все это уже было. Он ожидал… сам не знал, чего ожидал, но не будничного «мистер Канн ждет вас».
Разочарование, даже… обида…
Он-то дурак метался, мучился коликами совести и схватками долга, а они, оказалось, ждали его. Знали — рано или поздно, Дункан Трегарт явится, принесет им Карту Пути на тарелочке с праздничной желтой — символом измены — каемочкой.