— Дурак! Дурак! Дурак!
— Борцам за справедливость наше почтение, — в камере, у двери, стоял Д'арно.
Погруженный в себя, Трегарт пропустил появление друга.
— Как чувствует себя кузнец всеобщего счастья?
— Хоть ты не язви!
— Неужели я не первый? — Вольный Прыгун аккуратно опустился на деревянный табурет, неизвестно зачем оставленный в камере — стол-то отсутствовал.
— Мне хватает и себя самого.
— Извини, хотел поддержать, добавить оптимизма, ободрить…
— Поводов с этим самым оптимизмом смотреть в будущее, хоть отбавляй — грядущий суд, Повстанцы получили Карту, а с ней доступ к Камням, ко всем планетам, война неизбежна… и все это из-за… Дурак. Дурак!
— Я бы на твоем месте о себе думал. А Карта — Повстанцам от нее проку не больше, чем Гильдии.
— Как так?
— А вот так! Гильдия перехитрила саму себя, уничтожив Компьютер Основателя, возможно последний действующий Компьютер.
— Что с того?
— Без него отыскать планету, с которой открывается цепочка Проходов на Эталонный Мир, нет, не невозможно — весьма нелегко. Ты хоть представляешь, сколько вселенных? А сколько в каждой планет? Миллиарды, триллионы, здесь и счастливый случай вряд ли поможет. Эту секретную Карту кому только не показывали: агентам-пенсионерам, мессиям, шпионам, богам, даже мне — результат — ноль, то есть никакого.
— Получается, я выкрал пустышку! Никому не нужную вещь!
— Ты забрал вещь, принадлежащую Гильдии, ты, не забывай, предал ее. Не важно, руководствуясь какими мотивами — предательство всегда предательство!
— Да, конечно, — надежда, на мгновение блеснувшая сквозь реальность сот оказалась призраком, искрой в собственном глазу осужденного. — Как там Орта? — Дункан старался, очень старался, чтобы голос не дрожал, и ему почти удалось.
— А что Орта, закрылась в своей комнате, уже сутки, никому не открывает, на стук и звонки не реагирует. Чего ты ждал — она член Гильдии, винтик механизма, который ты пытался разрушить.
— Когда… когда суд?
— Этого не знает никто. Думаю, скоро, очень скоро. У меня имеются некоторые гм, рычаги воздействия, сделаю, что смогу.
— Спасибо.
Д'арно ударил кулаком по ладони.
— Нет, скажи, ты мне скажи, ты что, правда, верил в благородство Повстанцев? Что где-то, пусть в отдельно взятой вселенной возможно всеобщее счастье?
— Верил.
— Дурак!
— Знаю.
— Встать, суд идет!
— Подсудимый, лелея преступные замыслы, под личиной верного члена Гильдии, вернулся…
— Протестую, это не подтвержденные факты…
— Протест отклоняется…
— Обвинение вызывает свидетеля…
— Вы видели подсудимого?..
— У обвинения больше нет вопросов…
— У защиты тоже.
— Обвинение вызывает следующего свидетеля — сержанта Дугана, стоявшего в карауле…
— Вы видели?..
— Уверенны?..
— Подтверждаете?..
— У обвинения нет вопросов.
— У защиты тоже.
Все шло своим чередом — речь обвинителя, защитника, свидетели, присяжные — неизменно члены Гильдии, заинтересованные, или равнодушные глаза зрителей. Все, как должно быть, идти, по правилам, веками установленным правилам, местами, под грузом тех же веков, превратившихся в еще более незыблемые традиции.
— Улика номер один — диск видеонаблюдения…
— Протестую!
— Отклоняется.
— Номер два…
— Номер три…
— Четыре…
— Протестую!
— Поддерживаю — нестиранный носок обвиняемого не может служить доказательством его вины!
Дункан словно участвовал в неком фарсе, представлении. Люди и не люди разыгрывали его, кидая заученные реплики, тараторя поднадоевшие роли, даже присяжные, казалось, зевали строго дозволенное число раз с выверенными промежутками.
— А теперь, Ваша Честь…
— … обвинение пытается изложить свои домыслы, как факты…
— Хорошо, я перефразирую…
Фарс, разыгрываемый исключительно ради и для него — Дункана Трегарта. Упорно не верилось, не хотелось верить, что это он и есть — его процесс, судебное заседание призванное решить его судьбу, соты… нереальность, невозможность происходящего расслабляла, стирая страх, беспокойство, стыд содеянного…
Сделалось даже немного… скучно.
Еще в начале заседания, жадно обводя глазами зрителей, Дункан пытался отыскать Орту. Единственные знакомые и сочувствующие глаза принадлежали Д'арно. Вольный сидел в переднем ряду и подбадривающе кивал Трегарту. «Похож на китайского болванчика», — выскочила нелепая мысль. Выскочила и ушла. Дункан вздрагивал, оборачивался на каждый скрип, каждый стук двери, надеясь, ожидая, хоть как-нибудь, в любом качестве — свидетеля, обвинителя, но… в последний раз — увидеть, приласкать глазами, вымолить прощение…