Тогда, после казни, Сань О закатил пир: ганорсике гусеницы, запеченные в собственной желчи, ваньганские слизни, мясо латистов и — вершина праздництва — суп из полурастворенных сайнарских медуз с пряностями Кейтнаров.
Рот вновь наполнился слюной, старик принялся поспешно сглатывать ее. Ползунчик, да, ползунчик, он закопал его. Он помнит, где закопал его. Старик захихикал и опять, убоявшись звуков собственного голоса, прикрыл рот ладонями.
Никто не найдет его ползунчика, даже шешиш с его нюхом. Шешиш часто находил запасы старика, но не в этот раз. Он закопал тушку, рядом с озером вонючей грязи, здесь, на холодном дне, не замерзающей грязи, даже копошащиеся в отбросах гаены обходили его стороной. Воняло сильно, смрад забивал дыхание, выворачивал желудок, но он смог — закопал.
Теперь, по прошествии времени — мясо дошло, пустило соки, приятные, вкусные соки со сладковатым душком.
Старик снова принялся сглатывать слюну.
Но что это? Чуткий слух уловил шевеление у входа в укрытие. Прыгунец так не звучит!
— Э-э-э, Трегарт, не подумай чего, но ты уверен, что перенесся, куда надо?
— Уверен.
Это они, они пришли за ним! Он спрятался, сюда, на самое дно, в холод, но они нашли его здесь!
Гильдия! Гильдия — страшное слово, старик уже не помнил, почему так боится этого слова, но от него веяло безысходностью, одиночеством и безмолвными каменными стенами, отчего-то имеющими вид шестигранника.
— И где нам искать твоего осведомителя? Кстати, мог бы предупредить, что здесь не жарко, захватили бы чего-нибудь согревающего.
— Ты достаточно нахватался за последнее время.
Старик сильнее забился в спасительную темноту. Они пришли за ним! Нет, нет, он не дастся, не позволит! Он будет сидеть тихо, тихо, и они уйдут! Он уже сидел так, однажды… гарпасты с гиенами-нюхачами двигались по следу, они почти догнали его, но он, он свернул в болото — болото духов. Аборигены обходили гиблое место стороной — духи непредсказуемы. Пока он развлекал Повелителя Перерожденных байками о загробном мире, его подданные завели преследователей в самую топь. Они кричали, как они кричали, а потом их души пополнили ряды Перерожденных…
Старик хихикнул.
— Ты слышал?
— Чего?
— Звук.
Проклиная себя, старик вновь закрыл рот ладонями.
— Кажется, он звучал отсюда.
— Из этой дыры? Эй, эй, постой, не думаешь же ты лезть туда!
Свет, тусклый свет загородила фигура. Старик понял, что раскрыт. С криком, выставив единственное оружие — руки с отросшими ногтями, он кинулся на обидчика.
Они катались по холодному льду. Старик визжал, стараясь добраться остатками зубов до горла.
Гильдия. Соты! Нет, нет, он не пойдет в соты!
Что-то ударило по затылку. Что-то тяжелое. Вместе с болью, пришло понимание, что он не может шевельнуться.
Гильдия. Соты. Он не хочет в соты!
Издалека долетали голоса.
— Осторожнее!
— Больно?
— Сам как думаешь?
— Так тебе и надо. И это твой источник знаний?
— Ну, в последнюю встречу, он вел себя несколько миролюбивее.
— Не удивительно, что тебе не поверили.
Вера, да, вера — старик помнил. Вера поднимала людей, разворачивала реки и завоевывала царства.
Вера! Сильная вещь, если уметь ей пользоваться.
Он умел, пользовался.
Как это часто случалось, перед глазами встала картина — он, облаченный в золотой наряд, блестящий, подобно солнцу, на вершине минарета, внизу — на площади, на примыкающих улицах и дальше, дальше, насколько хватал взор — на крышах домов, широких стенах, за стенами, в чистом поле — подданные, верующие, павшие ниц, возносящие молитвы, нет — молитву, ему…
Пощечина вернула к холодной, полутемной реальности.
— Очнулся?
Лицо, лицо ненавистного гильдийца. Старик вновь хотел вцепиться в него ногтями. Выцарапать всевидящие глаза, перегрызть горло… руки оказались стянуты за спиной, второй гильдиец как раз заканчивал вязать ноги.
Старик плюнул в это лицо — все что мог, и зашелся хохотом, когда понял, что попал.
— Очнулся, — констатировал противник, отирая плевок. — Слушай, — сильные руки тряхнули худое тело, — ты меня помнишь? Вспомни, я был здесь, с напарником, не этим, другим, некоторое время назад. Ты еще показал нам Проход.
Проход? Да, он помнил — Проход, множество Проходов — тысячи, десятки тысяч, сколько он прошел, через сколько прыгал, не зная, что ждет его с той стороны…
Руки, возвращая к реальности, снова тряхнули тело.