ЛА ЯМА ВИСТУ, ЛА ЯМА ВИСТУ
ЧИСКАР ГУ, ЧИСКАР ГУ
ВОМПИТИ ДУ ВЕРМО, ВОМПИТИ ДУ ВЕРМО
МИ КИЛЛИ, МИ КИЛЛИ...
Синджир продолжает сидеть молча, вертя рукоятку ножа. Иногда он опускает взгляд на ладони и видит на них кровь — настоящую, свежую кровь, которой измазаны кончики пальцев. «Я порезался, — думает он. — Лезвие выдвинуто, и я поранился». Но потом кровь вновь исчезает — это просто иллюзия, видение, лишь кажущееся реальностью.
Наконец мимо кубрика проходит Джее, перекинув через плечо пояс с боеприпасами. Повернувшись, она набрасывается на Рат-Велуса:
Он был на камбузе. Как он там оказался?
Синджир не знает, что ответить, и лишь беззвучно
пожимает плечами. Лезвие продолжает плясать меж его пальцев.
Что с тобой? — прищурившись, спрашивает напарница. — Какие-то проблемы?
Никаких. Я человек, не обремененный конфликтом.
Ну да, как же! А я — личинка хатта.
Ты, конечно, скользкая, но все же не настолько.
Она несильно пинает его в колено.
Ой!
Давай признавайся, что с тобой?
Для начала — мне нечего выпить.
Джее садится рядом:
Я думала, ты бросил.
Едва ли. Я бросил пить ковакианский ром, потому что, хоть он на вкус и подобен чистейшей сладкой жидкой звездной пыли, от него такое похмелье, будто ты крутил шашни с разъяренным ранкором. От такого похмелья начинаешь молить о смерти, забившись во тьму под одеялом или вообще под кроватью. Так что больше никакого ковакианского рома. Все остальное — почему бы и нет? — усмехается он.
Опять ты за свое.
За что именно?
Дурацкие шутки, сарказм, насмешки... и все ради того, чтобы уйти от прямого ответа на вопрос.
А, ты про это... Очень полезный навык.
Я не буду ничего вытягивать из тебя клещами. Не хочешь говорить, что с тобой, — не настаиваю...
«Такаск уолласк ти дан», — говорит Синджир. — Помнишь, как ты сказала мне эту фразу? На Кашиике, когда мы выполнили свою работу?
Я не просто тебе это сказала. Я так тебя назвала. «Лицо без звезды».
Наконец перестав перебрасывать нож из руки в руку, он горбится, потирая глаза:
Мне кажется, ты ошибалась.
Я нечасто ошибаюсь, так что — ладно, выкладывай.
Он поворачивается к собеседнице:
Вот это все — моя звезда. Не этот корабль, но эта жизнь. Жизнь, в которой я угрожаю другим и заставляю их делать то, что мне нужно. Я обещаю переломать им руки, убить их матерей, уничтожить все, что им дорого. Я умею находить чужие слабости. Я знаю, как их использовать. И... — Он медлит, прежде чем закончить: — Пожалуй, мне это нравится.
Если бы нравилось, ты бы мне этого не говорил.
Возможно.
К тому же ты ведь вполне мог переломать пальцы Свифту, и я не стала бы тебе мешать. Но ты этого не сделал, обойдясь словами, а не насилием.
Словами тоже можно ранить.
Джее пожимает плечами.
Синджир, ты слишком много думаешь. Твой мозг доставляет тебе кучу проблем.
Теперь ты знаешь, почему я пью.
Ты готов к тому, что нас ждет на Джакку? — спрашивает Эмари, сменив не слишком приятную для нее тему. Синджир знает, что Джее, в отличие от него, не волнует, что думают о ней другие. Она не просто лицо, у которого есть звезда, — он подозревает, что она и есть звезда. Неумолимая, не нуждающаяся ни в чьей помощи, не склонная вести споры на тему добра и зла. Не она вращается по орбите вокруг тебя — это ты вращаешься вокруг нее.
Он подыгрывает охотнице, переводя разговор в желаемое для нее русло:
Если я ничего не упустил, подслушивая их беседу, похоже, на Джакку нет ничего особенного.
Меня беспокоит не Джакку. Меня беспокоит Норра.
С ней все будет в порядке.
Она на грани.
Кто из нас не на грани?
Она становится такой же, как я, — решительно заявляет Джее.
Никто не может стать такой же, как ты, дорогуша. К тому же я обратил внимание, что именно ты советовала вести себя там осторожнее.
Кто-то же должен был стать голосом разума, и я взяла эту роль на себя. Норра не дает себе спуску — ни физически, ни эмоционально. Ее муж снова неизвестно где, наша добыча — гранд-адмирал, с которой ей не удалось разделаться над Акивой, ее сын здесь, и теоретически ему грозит опасность... Ею движут чувство вины и злость. Она думает, будто это все из-за нее. — Эмари закусывает нижнюю губу с такой силой, что Синджир удивлен отсутствию крови. — Я просто за нее волнуюсь.
Вздохнув, он пожимает плечами:
Ну вот видишь — ты хорошая, потому что беспокоишься о других. А я хороший, потому что не причинил вреда Гебу Телдару. А Норра — хорошая мать, Теммин — хороший сын, Костик — очень хороший дроид-убийца, и все мы хорошие ребята, которые делают хорошие дела. Так что, может быть, заткнемся и займемся этими самыми Делами?
Несмотря на твой сарказм, говоришь ты здраво, чтоб тебя! — Она похлопывает друга по колену. — Возможно, ты прав.
Как и ты, я редко ошибаюсь, Джее Эмари.
Будем надеяться, что на Джакку нас не ждет ника1- ких сюрпризов. — Она встает.
Я бы на это не рассчитывал. Боюсь, Галактика обожает устраивать нам сюрпризы.
Я могу о себе позаботиться, — говорит Теммин матери. По крайней мере, он дождался, пока та закончит разговор с Леей, но, как только беседа завершается, он тут же впивается в нее, словно взведенный капкан. — Ты сама это знаешь.
Норра оборачивается, похоже удивленная его присутствием:
Что?
Ты знаешь — что. — Теммин плюхается в кресло второго пилота и пристегивается. — Ты опять отправилась на планету без меня. Ты опять оставила меня с Костиком на корабле. Все началось на Кашиике, и с тех пор только хуже: Орд-Мантелл, Кореллия, станция «Джин- дау»...
Тем, у нас нет на это времени. — Пальцы Норры порхают над клавишами, вводя координаты планеты Джакку, расположенной в Западных рубежах. Какая, впрочем, разница, где висит этот грязный шарик, если сын все равно его не увидит, ведь мать опять заставит его остаться на «Мотыльке». Тьфу... — Кто-то должен оставаться на корабле и держать его наготове.
С этим и Костик справится. Можно мне спуститься с тобой на Джакку?
Нет.
Мам...
Я сказала — нет. — Она бросает на него суровый взгляд. — Перепроверим гиперпространственные данные?
Закатив глаза, он пробегает взглядом по монитору:
Похоже, все в порядке.
Себе он признается, что взглянул лишь мельком, — навигация до ужаса скучная штука. Пилотаж — вот где настоящее веселье! Грузовик модели МК-4 выглядит изящнее большинства других, и в его конструкцию внесено множество изменений, делающих его более проворным, но он все равно не может сравниться со штурмовым транспортом Джее, «Ореолом». А еще лучше — Х-истребитель. Теммин мечтает летать на чем-то подобном.
Норра включает гиперпространственный двигатель. Звезды вытягиваются в линии, и корабль, вздрогнув, переходит на скорость света. Какое-то время они сидят молча, глядя на проносящиеся мимо яркие полосы. Наконец Теммин хмуро смотрит на мать:
Вот всегда ты так поступаешь. Всегда.
Прыгаю в гиперпространство? Или о чем ты?
Ты считаешь, будто со всем можешь справиться сама. Так же как когда ты присоединилась к повстанцам. Бросила меня и отправилась в какой-то непонятный крестовый поход, чтобы разыскать папу.
Сейчас мы ищем не твоего отца, — говорит она столь тихо, что Теммин едва ее слышит на фоне гула корабля. — Тут совсем другое дело, Тем.
Знаю, знаю. Мы ищем Слоун. Но ведь это же все из- за папы? Из-за того, что он сделал. Из-за того, что сделала она. И ты думаешь, будто она сможет помочь тебе его найти. Это просто здорово! Даже умно. Но я тоже хочу быть с тобой. Я хочу помочь, сделать хоть что-нибудь полезное!
Я очень полезный, — раздается за их спинами голос Костика, который вваливается в кабину, приплясывая на позвякивающих ногах.
Видишь? От нас может быть польза.
Он знает, как ей тяжело. Он знает, что она просыпается по ночам, зовя его или его отца, — вероятно, ей снятся кошмары, хотя она о них и не рассказывает. По этой причине мама иногда предпочитает вообще не спать. Как будто, пока она бодрствует за приборами, над панелью вдруг появится Брентин Уэксли, извинится и скажет, что все будет хорошо. Отец даже не был ни в чем виноват — как им сказали, в голове у него был управляемый биочип вроде тех, что вживляли вуки на Кашиике, только более продвинутый. Эти чипы не просто предотвращали нежелательное поведение — они программировали нужное.