Он не знает, увидит ли когда-нибудь Оби-Вана, но где-то в глубине души надеется, и это дает ему силы делать шаг за шагом, исправляя ошибки ныне мертвого Палпатина.
И кто знает, может однажды они встретятся.
3
Когда это происходит в первый раз, Вейдер валяется в бреду и почти ничего не соображает от боли. Он выныривает из беспамятства, ощущая дроидов и медиков, латающих его изувеченное тело, задыхаясь, хватая пересохшим горлом стерильный воздух предназначенной только для него медицинской палаты, хрипя и царапая металлическими пальцами поручни, сделанные из мандалорского железа.
Слух отказывается подчиняться, до него доносятся обрывки разговоров, тихая ругань и отрывистые команды специалистов. Тело дергается, настройки протезов сбиты и нервная система паникует. Сила бушует, заставляя обстановку дрожать, Вейдер ударяет кулаком слабо подчиняющейся правой руки по ложементу, кто-то что-то торопливо говорит, в вены втекает очередная порция какой-то химической дряни, призванной его успокоить, паника нарастает, но тут происходит неожиданное.
Прохладная мозолистая ладонь ложится на его лоб, отгоняя жар, еще одна – на грудь, и тихий голос шепчет прямо в уши:
– Дыши.
Вейдер делает вдох, другой, подчиняясь, паника отступает, жар спадает, наркотический болезненный туман рассеивается, освобождая усталое сознание.
– Спи.
Он закрывает глаза, проваливаясь в сладкое забытье без снов.
Проходит год, прежде чем ситх набирается храбрости и осторожно трогает хрупкую нить, свитую из обрывков, уходящую куда-то в темноту, туда, где когда-то всегда ощущалось присутствие его Мастера, того, кто поднял и вырастил его, кто утешал его ночами, отгоняя страхи, принесенные детством, кто дарил ему нежность и отеческую ласку, кто был ему отцом, братом… семьей.
Прошли годы с тех пор, как мощные узы Силы, соединяющие Мастера и Ученика были разорваны. Вейдер сам разрубил их, в приступе гордыни посчитав себя готовым к тому, чтобы получить власть. Увы, как и все наивные юнцы, он не подумал о том, что вместе с правами приходит и ответственность за свои действия.
Вот над этим он как-то не задумывался, за что и поплатился самым жестоким способом.
Во второй раз он ощущает присутствие Оби-Вана, когда пытается укрепить тонкую нить, соединяющую их разумы. Тонкую и дрожащую, свитую из ошметков не толще паутины… Он ощущает взгляд и легкую насмешку, когда робко касается уз. Ситх вглядывается в темноту, чувствуя присутствие многократно превосходящего его хищника: опытного, терпеливого, опасного.
Вейдер протягивает руку, почти ожидая, что ее сейчас вырвут с корнями, но вместо этого получает ощущение твердых пальцев, небрежно касающихся его кожи. А потом щиты падают, отсекая его от Кеноби, и ситх облегченно выдыхает, изможденно прикрывая глаза. Его не отвергли сходу, и это огромная удача.
Впрочем… Его мастер всегда говорил ему, что такого понятия, как удача, не существует. Это обнадеживает.
Время идет, Вейдер разрывается на части, пытаясь хоть как-то удержать расползающуюся на части Империю от окончательного развала. Его мечта осуществилась, он стал Императором, но недаром говорят, что своих желаний следует бояться, а то могут исполниться. Его боятся и ненавидят, он правит силой, а не с помощью дипломатии, и все чаще ситх с тоской вспоминает своего старого мастера.
Вейдер совершенно не дипломат. Его стихия – агрессивные переговоры, в их паре он был мускулами, а не разумом, и двадцать лет ученичества у Сидиуса ничего не изменили. Да, он научился немного лавировать в мутном политическом океане, но ему недостает тонкости, да и опыта, если честно. Сидиус использовал своего ученика в качестве средства устрашения, жупела для всех, смеющих думать не то, что милостиво одобрено свыше.
Ситх над этим поначалу не задумывался, погрузившись в кровавый угар с головой, а когда сообразил, что происходит, было уже поздно.
Убийство Сидиуса ничего не изменило. Он – Палач, пусть и в императорских регалиях.
Единственное, что хоть как-то утешает – наличие Уз, соединяющих его с Кеноби. Энакин Скайуокер был очень привязчивым и ревнивым, ему требовались друзья, кто-то, кто всегда находится рядом с ним, и узы создают хрупкую иллюзию тех, прежних времен, когда у него было все, когда он был свободен и не одинок.
Вейдеру все чаще кажется, что он окончательно сошел с ума от боли и одиночества. Ему не хватает Оби-Вана, он мечтает увидеть его, услышать… Что-нибудь, только чтобы почувствовать себя прежним: беззаботным эгоистичным падаваном, самой большой неприятностью для которого был выговор от учителя или Совета.