– Э… Ваше… Контрабандист… – пролепетал молоденький лейтенант.
– Поймать. Итак, Уилхафф. Я слушаю.
Бен свернул в боковой коридор, морально готовый к встрече. Тяжелое дыхание заполнило пространство.
– Оби-Ван Кеноби, – прогрохотал воин в доспехах. В руке старика зажегся клинок.
– Вейдер.
Люк с Ханом мчались по переходам, волоча бурчащую принцессу, пока не вылетели в основной коридор, посреди которого стоял старик, опирающийся на трость.
Хан вскинул карабин, но мужчина слегка повел рукой, и все трое зависли в воздухе, хрипя.
– Так-так… Кто это у нас? Принцесса Лея. А вы кто?
– Какая тебе разница, старик? – просипел Хан и вскрикнул.
– Я не терплю хамства. Имя.
– Хан Соло.
– Люк Скайуокер.
– Скайуокер? – жуткий старик приблизился, тонкие пальцы стиснули подбородок в стальной хватке. – Как любопытно… Капитан.
Вышедшие из боковых ответвлений Алые Стражи заковали пленников в кандалы.
– На мой шаттл их.
Вейдер ткнул сейбером в груду вещей – все, что осталось от Оби-Вана. Бой был тяжелым и странным. Джедай постоянно оглядывался, словно ждал, что вот-вот кто-то придет на помощь. Однако никого не было, и Вейдер смог одолеть своего бывшего учителя. Он был удовлетворен итогом противостояния, но послевкусие осталось странное.
Палпатин читал стенограммы допросов и изумленно почесывал подбородок. Пойманный в коридоре мальчишка оказался сыном его ученика. Вот ведь! Теперь понятно, почему Кеноби так дергался, судя по рассказу Вейдера. Ценный улов, что ни говори. Принцесса тоже повеселила. Теперь он прижмет Бейла к ногтю, никуда наглый альдераанец не денется, да и на мальчишку есть чем надавить. Судя по всему, горе-спаситель влюбился. Замечательно. Контрабандист со своим напарником тоже повеселили. Какими гордыми они были, когда стояли перед расстрельной командой! Забавное зрелище. Тот еще тип… Перевозка спайса, рабов, контрабанда… Впрочем, дезертир получил по заслугам.
Уилхафф тоже получил по заслугам, за то, что едва не вверг Империю в хаос окончательно. Ничего, теперь все будет в порядке.
Сидящий в кабинете старик погладил медальон, любуясь искусной работой. Он давно уже оценил иронию… Медальон ситх теперь не снимал, чтобы не забывать просьбу давно умершей женщины.
Император встал, шурша подолом богатой мантии, по краю которой были вышиты раскрывшие крылья черно-золотые бабочки.
– Ты видишь, тетушка? Я лечу. Но благодаря тебе я помню… У бабочек очень хрупкие крылья.
Всяк ангел господень…
1. Энакин
Энакин – воплощенный кошмар.
Мастера и магистры вздрагивают, когда он проходит мимо. Рыцари отступают с его пути. Падаваны и юнлинги кричат от ужаса, трясутся, прячась в укрытиях. Где угодно, но только не рядом с ним.
Он выглядит ребенком, не больше десяти на вид, у него золотые волосы и ясные голубые глаза. Слишком яркие для человека. Он веселый, умный, проницательный, шебутной и энергичный. Он – ребенок, но джедаев не обмануть.
Они видят скрытую под оболочкой из мяса и костей кошмарную суть.
Энакин – это стихия. Он – солнечная корона, выбрасывающая протуберанцы в черноту космоса. Он – холодный свет звезд, несущийся сквозь пространство тысячи лет. Он – первый вздох. Он – буря в пустыне. Он – шквал и извергающаяся из вулканов магма.
Мейс Винду белеет от ужаса, встретившись с Энакином глазами. Он вскакивает, судорожно зажигая меч, и дрожит, с трудом удерживая себя от броска вперед, чтобы убить, уничтожить, стереть с лица галактики эту угрозу.
Он боится.
Йода тоже боится, как и остальные магистры, но находит в себе силы успокоить Совет. Они смотрят на ребенка, стоящего в середине зала, как на чудовище, только и ждущее момента их сожрать. Они смотрят и видят, как распахиваются одно за другим крылья. Дым и гарь, свет и тьма, жар и пепел. Энакин слегка склоняет голову в недоумении, а они видят, как моргают тысячи глаз. Он улыбается… Робко. Они отшатываются от пасти с сотнями зубов. Он протягивает руку… Они едва удерживаются от крика, когда сотни щупалец с присосками заполняют комнату. В середине каждой присоски хищно изогнутый коготь, блестящий от яда.
Они смотрят на него, и в глубине разумов воют от ужаса.
Оби-Ван стоит за спиной чудовища и не боится.
Его душа – дым и пепел, пожарище, окутанное горем и болью. Его мастер погиб, и пусть магистры чествуют его, пусть Орден рукоплещет, восхищаясь победой над ситхом, пусть все, от мала до велика восхищаются им… Убийцей Ситхов… Кеноби все равно.