О, она – хороший политик. Она нашла нужные слова, которые Энакин хотел услышать. Они слетели с ее губ с легкостью… Почему же она, гордящаяся своим стремлением к справедливости, к законности, не подумала в тот момент, что оправдывает геноцид?
Куда в тот момент исчезли ее устремления сделать мир лучше? Почему она оправдала бойню? Почему она не подумала, что тот, кто поднял руку на детей один раз, запросто сделает это во второй?
Почему она не подумала о том, что тот, кто убивает чужих младенцев в колыбелях, может повторить это со своими детьми?
Или решила в своем высокомерии, что против нее попробовавший легкой крови зверь не пойдет?
На Набу были горные пантеры. Страшные хищники, которых уничтожали любыми средствами, если им доводилось попробовать человеческой крови, ведь людоеды не отвлекаются на другую добычу.
И она убеждала Кеноби, что Энакин не мог? Что в нем есть добро?
Роды высосали из нее все соки. Она чувствовала, как из нее тянут силы. Падме даже решила, что уже всё, но каким-то неимоверным усилием смогла выкарабкаться из подступающей темноты, засасывающей в свои глубины.
Теперь она об этом практически жалела.
Теперь она недоумевала, как могла согласиться на брак с тем, кого знала лишь пару месяцев. Почему? Только потому, что в тот момент в его глазах она была целой вселенной?
У них не было ничего общего.
Она – представительница одного из шести королевских домов Набу. Он – раб без роду и племени. У нее – власть и понимание политических процессов, у него – Сила. То, чего она никогда не поймет.
Она не понимала и раньше, видя, как Энакин и Оби-Ван общаются без слов, как отвечают на невысказанные мысли, как…
Теперь она боится и ненавидит.
Закричали дети, Падме вздохнула, беря ребенка на руки. Малыш сосал, причмокивая, а она смотрела на него, не зная, что испытывает. Любовь? Равнодушие? Отвращение?
Дети – такие же, как и тот, кто носил раньше имя Энакин.
Теперь его зовут Дарт Вейдер, и это – не ее муж. Он стремится сделать галактику лучше… насаждая тиранию. Он шептал о любви – и почти задушил ее. Он был нежным и добрым… Теперь он властный и авторитарный.
Раньше он таким не был… Или был? И она просто не замечала?
Раньше они спорили, и он уступал.
Теперь есть только его мнение.
– Император хочет нас видеть, – резкий голос отвлек от нехороших мыслей. – Будет слушание в Сенате…
– Мне нездоровится, – оборвала его Падме.
В глазах молодого человека на миг мелькнула смутная вина, тут же сменившаяся агрессией.
– Тебе уже лучше. Ты должна пойти!
– Я никому ничего не должна, – ледяным голосом отрезала женщина, укладывая детей в колыбель. – И тебе – тем более.
– Я – твой муж! – рявкнул Скайуокер. Падме неприятно рассмеялась.
– Неужели вы об этом вспомнили, лорд Вейдер? – женщина смерила рослого мужчину полным отвращения взглядом, словно таракана – мерзкого и отвратительного. – Лучше поздно, чем никогда, не так ли? Что я там буду делать? Одобрять порабощение Кашиика?!
– Это для их же блага! Они укрывали предателей-джедаев…
– Таких же, как вы? – невинно улыбнулась Падме, чувствуя, что ее несет. Ужас и боль последних дней, отчаяние и отвращение, ярость и ненависть… Все сплелось в плотный клубок, который распутать невозможно. Только разрубить.
– Они – предатели! – взревел потерявший хлипкий контроль Падший. – Император знает, что делает! Джедаи пытались его убить! Хотя клялись защищать…
– Как вы? – низко промурлыкала женщина. – Я-то думала, что уж вы, лорд Вейдер, – издевательски подчеркнула титул Наберрие, – не одобрите рабство. Я думала, вы поймете… Я забыла, – в голосе Падме прорезалась сталь, – что раб мечтает не о свободе, а о том, чтобы самому стать рабовладельцем!
В комнате установилась мертвая тишина. Скайуокер побледнел, его руки затряслись.
Падме понимала, что это жестоко, но сейчас она хотела быть такой. Она хотела сделать так же больно, как сделали ей.
– Рабичич![2] – сплюнула бывшая королева, размазывая врага взглядом. Энакин взревел, взмахивая правой рукой. Падме успела увидеть только смазанное движение, а потом раздался хруст, и мир погрузился во тьму. Где-то там истошно кричали дети.
– Нет, нет, нет… – горячечно шептал Скайуокер, тряся тело жены. Сидиус презрительно усмехнулся, с удовольствием разглядывая прекрасное зрелище. – Мастер! Мастер, я…
– Боюсь, – с подчеркнуто фальшивым сочувствием, пропитанным нескрываемым злорадством, произнес ситх, – вы убили ее, Лорд Вейдер.