Профессор Минорка быстро-быстро закивал головой, смекнув, что тётушка Тереза на верном пути.
— Нет здесь никакой метёлки из перьев.
— Не здесь, а где-то на рынке. Скорее всего, у торговок в лагере.
— В лагере тоже нет. Нигде её нет, да и не было! Знаю я, на какую метёлку вы намекаете, — он понизил голос до шёпота. — На метёлку Великой Кудесницы. Но об этом и толковать не стоит, ведь каждому известно, что это всего лишь сказка.
— Сказка?!
— Ну да, выдумка, небылица. Не было никогда метёлки этой! Сама Ильза Кочерыжка сказала.
— Эка невидаль, сказала! — взорвалась тётушка Тереза. — Да она соврёт — недорого возьмёт, Кочерыжка ваша!
— Я бы попросил… — Сласто Баста опасливо огляделся по сторонам. — Ильза Кочерыжка никогда не врёт.
— Послушайте, милейший Сласто, — вмешался Фёдор Минорка. — У меня другое предложение. Метёлку мы и сами отыщем, будь то сказка или нет. Только выпустите нас отсюда…
— Что вы, заключённых категорически запрещается выпускать на свободу! Это первая заповедь каждого тюремщика. Не говоря уже о том, что метёлки нет и не бывало! Счастливо оставаться! — сладким голоском попрощался стражник и запер за собой дверь.
Тётушка Тереза впала в ярость, профессор Минорка — в отчаяние, затем профессор Минорка взъярился, а тётушка Тереза предалась отчаянию. Они ещё несколько раз менялись чувствами, покуда не умаялись. Погружённые в уныние, арестанты сидели в тесной лавчонке.
— Знаете ли, милейшая тётушка Тереза, — наконец нарушил молчание Фёдор Минорка. — Вся моя жизнь — сплошная трагедия. Никогда мне не удавалось стать тем, кем хотелось бы.
— Вы и так добились высокого положения, дорогой Минорка. Шутка сказать — профессор… чего бишь?
— Доктор философских наук. Университетские годы мои, безусловно, протекали счастливо, грех жаловаться. Но и в ту пору я убивался: если уж не уродился петухом, то отчего бы мне в своё время не вылупиться цесаркой?
— Цесаркой?!
— Да. Для меня это было мечтой жизни. Цесарка, знаете ли, — это не какая-то там заурядная курица. А моё место всегда было среди самых мелких и невзрачных… При построении в гимнастическом зале изволь встать с самого края… Не курочка ряба, не хохлатка… и даже не… Ах, к чему жаловаться? — горестно вздохнул профессор. — Но стоит только вспомнить об этом, и… слёзы душить начинают… Вот откуда берётся комплекс неполноценности! Даже в выводке нашем я вылупился позже всех. Быть последней курицей, поверьте, — удел весьма незавидный. Вот ведь даже вы, тётушка Тереза, назвали меня худосочной… Впрочем, как только вы меня не обзывали!..
— Но я никоим образом не хотела вас обидеть.
— Знаю, знаю.
Тётушка Тереза совсем расчувствовалась.
— Стоит ли так горевать, дорогой Фёдор… если позволите вас так называть.
— Пожалуйста, за честь почту.
— Даже… Федорка — само на язык просится, — увеличила она своё благорасположение до степени почти родственной близости.
— Ну уж нет! Вслушайтесь сами: «профессор Федорка Минорка» — бред какой-то, курам на смех, да и только.
— Понятно… больше не буду. Кстати, должна признаться, что моя жизнь тоже не сахар. Представьте себе, я могла бы стать цирковой наездницей…
— О-о, цирк… этот блестящий мир…
— Вот-вот, и я могла бы там блеснуть, под сценическим псевдонимом Зизи Канкан обскакать все мировые арены, но… не судьба. Наездник в том цирке оказался коварный мошенник.
— Помилуйте, но ведь ни для кого не секрет, что все цирковые наездники сплошь обманщики и аферисты!
— Даже курам это известно?
— Разумеется. Хотя… и среди цирковых наездников встречаются исключения. Во всяком случае, мне понятна ваша боль.
— А теперь сидим в темнице, связанные по рукам-ногам!
— Метёлку нам не отыскать…
— И Дорку тоже…
— Мудрейшую из всех детей.
— Бог весть, какая участь нас ожидает…
— Нам не дано знать…
Связанные по рукам-ногам тётушка и курица зарыдали на плече друг у друга — если, конечно, предположить, будто бы человек может припасть к плечу курицы.
Профессор Минорка, как мы знаем, по натуре был склонен к пессимизму, однако то, что произошло с пленниками в следующий момент, право же, даже в кошмарном сне не привидится.
Натренированные руки торговок крепко схватили арестованных, и минутой позже они уже стояли перед расстрельным взводом. Путы с них сняли, и оба в полной оторопи слушали приговор, вынесенный Ильзой Кочерыжкой. Старшая торговка, задорно позвякивая сверкающим орденом Мухобойки, не без злорадства перечислила длинный список преступлений тётушки и профессора. В чём только они не были повинны: в незаконном проникновении на чужую территорию, шпионаже в пользу противника, в тайном сговоре с мясниками, в возрождении «дурацкой байки» о волшебной метёлке, то бишь во вредоносной пропаганде. Последний пункт обвинения явно не давал ей покоя.