— Храбрые мясники и рыбники, славные бойцы-герои! Как верно заметил предыдущий оратор, мы и впрямь едва не откинули копыта, то бишь едва не попали в ощип в лагере злобных торговок! Плакали бы тогда наши лиловые шляпы!
Слова его сопровождались сочувственным рокотом толпы.
— И всё же… я не стану призывать вас к разжиганию вражды. Должен заявить, что я принадлежу к числу сторонников мира.
Рокот усилился, переходя в возмущённый рык.
— Курица мира, что ли?! — послышался чей-то язвительный оклик, встреченный взрывом недоброго хохота.
— Не нахожу в вашем остроумии ничего смешного! — рассердился Фёдор Минорка. — Мы, куры мира, в такой же степени являемся символом мирных устремлений планеты, как и наши небезызвестные родственники голуби. А посему призываю вас положить конец распрям, или — следуя вашему выражению — кранты вековым раздорам из-за крана. Пора замиряться!
— Долой с трибуны! Пшёл вон! — загалдели мясники и угрожающе придвинулись к бочке.
— Не за тем тебе позволили клюв разевать! — взъярился Мясной Соус.
— Неслыханная дерзость! — угрожал саблей Филе Сома. — Всякие мальки нас учить будут! Тут даже рыбья кровь вскипит в жилах!
Фёдор Минорка распростёр крылья и героическим жестом взмахнул ими.
— Я, профессор Фёдор Минорка, был и остаюсь курицей мира! — воскликнул он. — Всегда был верен своим принципам и…
— Был, да сплыл! — перебил его подручный главаря, целясь в курицу своей обоюдоострой рыбой-саблей. — Мигом изрублю тебя на куриное рагу! — Он рванулся к трибуне. Первые ряды сомкнулись вокруг бочки плотным кольцом.
Тётушка Тереза загородила собой профессора.
— Руки прочь! Курица — моя, не сметь к ней прикасаться!
— Сама пошла прочь! — грозно надвинулся на тётушку Филе Сома. — Твой лиловый гриб солнце застит, ничего вокруг не видно!
Тётушка Тереза отогнула поля шляпы и ледяным тоном уточнила:
— Уж не на шляпу ли мою вы намекаете?
И тут рыбный главарь совершил роковую ошибку, едва не стоившую ему жизни.
— Не на опорки же, которыми и последний босяк погнушается! — слова его прямо-таки источали яд.
— Стало быть, вам не нравится моя шляпа, — сделала тётушка, по сути, правильный вывод.
— Воронье гнездо, а не шляпа! — не унимался Филе Сома, не ведая, что творит.
Больше ему не удалось произнести ни слова. Одной рукой ухватив обидчика за шею, другой тётушка Тереза принялась колотить его башкой о булыжную мостовую. Удары сыпались один за другим, сноровисто и точно, как заколачивают большущий гвоздь. Ошеломлённые свидетели молча наблюдали за этой жуткой сценой, а тётушка Тереза, расплющив безмозглую рыбью башку о булыжники, прошипела:
— Нечего было проезжаться насчёт моей шляпы! — с этими словами она сгребла Фёдора Минорку в охапку и была такова.
Пленники успели отбежать довольно далеко, когда бандиты, отлепив своего рыбного главаря от мостовой, пустились вдогонку.
— Куда бы податься? — обратилась тётушка за советом к курице.
Фёдор взвесил предполагаемые преимущества и недостатки обоих лагерей. Преимуществ нигде не увидел, а посему, по трезвом размышлении, посоветовал следующее:
— Ни вперёд, ни назад.
— Так куда же?
— В сторону! — решительно изрёк Фёдор. — Надо отыскать картофельную корзину. Что ни говорите, а более надёжного убежища не сыскать.
— Корзину так корзину, — вздохнула тётушка Тереза и припустила бежать, так как голоса преследователей угрожающе приближались.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Картофельная корзина приподнялась, и с одной стороны под неё вползла Дорка с флейтой в зубах, а с другой — тётушка Тереза с Фёдором под мышкой. Обе обнялись. Тётушка на радостях позабыла, что собиралась всыпать непослушной девчонке по первое число: гнев её попросту испарился, стоило ей увидеть перед собой племянницу, которая уже считалась пропавшей. Они молча пытались отдышаться, а снаружи тем временем угрозы преследующих Дорку торговок всё громче смешивались с проклятиями мясников и рыбников в адрес тётушки Терезы и Фёдора.
— Теперь, когда все мы нарадовались всласть, может, и на мою долю достанется хоть капля радости, — произнёс чей-то тихий голосок.
Догадались? Правильно: кроме Эмилии, больше некому.
— Как себя чувствуете? — тепло откликнулась тётушка.
— Вы опять уселись на меня, тётушка Тереза. Буду весьма обязана, если изволите на секундочку приподняться.