— Ребёнок, позволю себе заметить, зрит в корень, — сдаваясь, склонил голову профессор Минорка и тяжко вздохнул. — Всё началось с того, что из яиц, какие несла моя дорогая матушка, одна за другой вылуплялись сплошь курочки, а родителям, с течением лет, всё больше и больше хотелось петушка. Желание их достигло такой степени, что когда подошёл мой черёд, родители в радостном предвкушении нарекли меня мужским именем, хотя я ещё не успел вылупиться из яйца. Каково же было их разочарование, когда я появился на свет! Опять не петушок. Отец мой, вседостойнейший Вальтер Минорка, и матушка, Матильда Минорка, даром что ростом не вышли, духа были на редкость возвышенного. Не в силах смириться с прискорбным фактом, они решили бросить вызов природе и дать мне мужское имя. Под ним я и значусь в метрической записи. — Взгляд профессора Минорки с тоской устремился вдаль.
— Ну что ж… Пожалуй, пора вставать, — скупо обронила тётушка Тереза и стала приподниматься. Племянница тотчас соскользнула с её колен.
— Пора так пора, — кивнула Дорка и тоже приподнялась, а профессор Минорка сполз с её колен.
— Согласен, — сказал он и тоже стал разминать ноги.
Словом, вся компания приподнялась, а когда встала на ноги, Дорка смахнула пыль с флейты, тётушка Тереза — со шляпы, а курица тоже встряхнулась и распушила перья. После чего все как по команде огляделись вокруг.
По-прежнему царила зловещая тишина. И картина складывалась такая, словно все впопыхах покинули рынок. Опрокинутые лотки, перевёрнутые ящики, раскатившиеся в стороны сиреневые кочаны капусты, алые помидоры, оранжевые морковки и… нигде ни души. Лишь несколько пушинок парили в воздухе, неспешно опускаясь на землю.
— Ну и ну! — обомлела тётушка Тереза.
— Вот это да! — добавила Дорка.
Фёдор Минорка помолчал и чуть погодя севшим голосом заметил:
— Понятия не имею, что тут могло стрястись, но чутьё подсказывает: самое время спрятаться.
— С какой стати нам прятаться? — повела плечом тётушка Тереза. — Отправимся домой, и все дела. Не знаю, что тут у них сегодня творится, но нас это не касается. Мы пришли за курицей к обеду, так ведь?
— Так, — взволнованно отмахнулась Дорка. — Но раз уж мы здесь, любопытно было бы узнать…
— Совершенно незачем, — тётушка ухватила её за руку, испытывая всё же некоторые угрызения совести в связи с создавшимся чрезвычайным положением. — Каждый должен заниматься своим делом. Моё дело — сварить наваристый куриный бульон, и баста.
— Весьма прискорбно, дражайшая тётушка Тереза, — заявил потрясённый профессор, — что в столь критический момент вы способны думать лишь о подобных вещах.
— Сожалею, дорогой Фёдор, — ледяным тоном парировала тётушка, — но жизнь есть жизнь, и о чём бы вы тут ни разглагольствовали, а я не могу себе позволить выбрасывать тысячу форинтов на ветер. К тому же не понимаю, чем нынешний критический момент отличается от всех прочих.
— Ой, смотрите-ка! — используя флейту вместо указки, Дорка ткнула перед собой.
Прямо посреди разгромленного и обезлюдевшего рынка по-прежнему стоял кран. Вот только сам кран изменился: вырос, потолстел, медь сверкала меднее медного, вода капала пуще прежнего, преломляя солнечные лучи голубыми молниями. Мясник и торговка точно так же поедали, вернее, грызли друг дружку взглядами.
— Кран — наш! — скрежетал зубами мясник.
— Нет, наш! — шипела сквозь зубы торговка.
Они ещё ближе склонились друг к другу, едва не соприкасаясь носами.
— О чём это они? — недоумевала Дорка.
— Откуда мне знать? — пожала плечами тётушка. — Пошли своей дорогой!
— Ну и рожа у тебя страхолюдная! — бросила торговка обвинение прямо в лицо своему недругу.
— Что-о?! — взревел тот. — В мои внутренние дела вздумала вмешиваться?
— Какое же это внутреннее дело, ежели каждый поневоле вынужден на тебя пялиться?! Общее это дело, всех нас касается!
— Думаешь, твоя рожа краше? И башка огурцом!
— Ах, тебе голова моя не нравится?!
— Пойдём отсюда! — рванула племянницу за руку тётя Тереза.
— Что ж, воевать так воевать! — взмахнула большущим огурцом торговка.
— Ты у меня ещё пощады запросишь! — стиснул кулачищи мясник.
— Зрелище не для детей, — решила тётушка и ладонью заслонила Дорке глаза. Однако, к превеликому её изумлению, противники, вместо того чтобы сцепиться врукопашную, развернулись спиной друг к другу и припустили во всю прыть в разные концы рынка.
— Камня на камне не останется! — сыпал угрозами один.