Единственная потеря, которая не угрожала Чиане, так это потеря ее плохого характера. Когда девушку вызвали в шатер и вкратце рассказали о случившемся, она яростно накинулась на Найдру:
- Дура набитая! Тебе надо было задержать его у себя и позвать всех нас!
- Хватит! - отрубила Пандсала.
- И не подумаю, принцесса-регент! - сварливо ответила Чиана; в глазах ее пылала злоба. - Если бы не ваши с Янте дурацкие интриги, ничего бы этого не случилось!
- Миледи, - со всей возможной мягкостью сказал Рохан - сейчас речь идет не о том. Нас интересует, как быть дальше. Попробуйте успокоиться и как следует подумать.
- О да, вам легко приказать мне успокоиться, ваше высочество, это ведь не ваше происхождение поставлено на карту!
Пандсала угрожающе шагнула к своей единокровной сестре.
- Молчать!
- Не думай, что ты смеешь мне приказывать, коварная сука!
Рохан пробормотал себе под нос какое-то ругательство.
- Прекратите немедленно! Чиана, возвращайтесь в лагерь Киле. Да, я знаю, что это последнее место на свете, где вам хотелось бы оказаться, но оно единственное, где вы сможете себе помочь.
Она тяжело вздохнула, бросила на Пандсалу испепеляющий взгляд и кивнула.
- Да. Пожалуйста, извините меня. - Она поклонилась ему и вышла из шатра.
- Я прошу прощения за ее манеры, милорд, - с трудом выдавила Пандсала.
Сьонед слегка улыбнулась.
- Пандсала, у этой девушки вообще нет никаких манер. Принцесса-регент закрыла глаза и пробормотала:
- Увы, она права. Если бы не Янте, не глупость Палилы и не моя попытка внести изменения в план, ничего этого не случилось бы.
- Ты была молодая и отчаявшаяся, - тихо сказала Найдра. - Впрочем, как и все мы. Сьонед кивнула.
- Я не могу простить то, что вы пытались сделать. Но понять могу.
Пандсала встретила взгляд Сьонед и внезапно заговорила так, словно они были наедине:
- Несмотря на то, что мы соперничали из-за Рохана?
- Он был для вас обеих только символом. Символом свободы в образе мужчины. Но я думаю, вы научились тому, чему никогда не научилась бы Янте: можно быть свободным даже в тюремной камере.
Пандсала застыла на месте, а затем вполголоса произнесла:
- Я никогда никому этого не говорила, но... он поступил мудро, что выбрал вас. - Внезапно вспомнив о том, что Рохан стоит рядом, она вспыхнула и тревожно оглянулась на принца. - Простите меня, милорд. С вашего разрешения, мы с Найдрой покинем вас.
Когда сестры удалились, Рохан перевел дух и опустился в кресло.
- Иди ко мне, Сьонед...
- Как ты можешь сидеть тут и...
- А что мне еще остается? Иди сюда. - Он посадил Сьонед к себе на колени и снова вздохнул. - День становится все более и более интересным... Кстати, когда я буду выбирать себе любовницу, не забудь напомнить мне, что она должна помещаться на моих коленях. У тебя слишком длинные ноги.
- Я раскаиваюсь в этом недостатке, мой принц. Но все же хочу знать...
- Сьонед, если я прикажу искать его во всех палатках и даже во всем Визе, то этим дам знать нашим врагам, что считаю показания этого человека жизненно важными для себя - и тем самым убью его с большей гарантией, чем если бы сделал это собственным мечом. Поэтому я и собираюсь подождать и посмотреть, что из этого выйдет. Вот и все, что мне остается, если уж нельзя заново познакомиться с женой после целого лета отсутствия.
Через несколько мгновений за пологом прозвучал голос оруженосца Рохана:
- Ваши высочества...
- Проклятие, - пробормотал Рохан, и Сьонед поднялась с его колен. Да, Таллаин, входи, - позвал он.
Таллаин - единственный оставшийся в живых сын лорда Эльтанина Тиглатского - был светловолосым и темноглазым хорошо сложенным юношей девятнадцати зим, и до произведения в рыцари ему оставался лишь год с небольшим. Рохану всю жизнь везло на оруженосцев, и Таллаин не был исключением. Вальвис, младший сын мелкого земледельца, стал его признанным полководцем, ближайшим атри и хорошим другом: Тилаль, племянник Сьонед, давно стал важным лордом, был сам себе хозяин, но по-прежнему оставался предан им; Таллаину в один прекрасный день предстояло начать править укрепленным городом на севере, важным бастионом, прикрывавшим границу от вторжения меридов и кунакцев, и юноша ни на секунду не забывал об этом.
Он поклонился, отбросил со лба копну непослушных пшеничных волос и сказал:
- Прошу прощения, милорд и миледи. Кто-то оставил у шатра сумку. Я видел этого человека. На нем была простая темная туника. Ни цвета, ни герба я не узнал.
Рохан принял у него сумку из грубой коричневой шерсти и развязал шнурок.
- Ах, - тихо сказал он, доставая прекрасный стеклянный нож. Мериды...
Таллаин застыл на месте, но тут вмешалась Сьонед.
- Значит, "то, что называют грозой Пустыни"?
- Я предполагал это. Еще одно предупреждение. Все интереснее и интереснее, - повторил он. - Спасибо, Таллаин. И не беспокойся. На самом деле это не имеет к нам никакого отношения.
- Тем не менее я прикажу удвоить стражу, милорд.
- Нет, не надо.
Таллаин поклонился, но вид у него при этом был несчастный.
- Как пожелаете, милорд.
Когда молодой человек ушел, Рохан потрогал пальцем острое лезвие.
- Я слишком часто видел такие ножи и не боялся даже тогда, когда они были направлены в меня.
- Как ты думаешь, что они хотят этим сказать?
- Просто пытаются предупредить, что они здесь. Хотят, чтобы я беспокоился о Поле, а не о том "отце некоего сына", о котором нас предупредил наш друг пекарь. - Он посмотрел на жену снизу вверх. - Сьонед, если бы я действительно был героем, в чем ты обвинила меня прошлой ночью, то прочесал бы весь лагерь и никому не дал бы покоя, пока не нашел бы этого человека - если бы нашел его живым. Считается, что герои действуют под влиянием импульса и не успевают подумать. Но это получается только у героев. Вот поэтому они и герои. - Он сделал паузу и покрутил в руках нож. - Когда я был молод, то обладал импульсивностью юности и ничем не дорожил. Хотя нет, я отвечал за свою страну, и с этим как-то нужно было считаться, но тогда я не был верховным принцем. Мне не приходилось думать обо всем и вся. А теперь приходится. И вынуждает меня к этому титул верховного принца. Сьонед задумчиво кивнула.