Академик Ребров нервно улыбнулся и сказал:
– Ох, твои слова, да, Богу в уши бы, Игорёха. Ну, ладно, пошли в бункер, посмотрим на то, как мой новый керогаз работает. Дикая машина у нас получилась, старик, просто бешеная. Не знаю, как ты с ней и управишься в полёте.
Как раз этого-то генерал Медведь желал более всего. Из объяснений Данилы он уже знал о том, что конструкторам удалось значительно увеличить скорость истечения газов из дюзы маршевого ракетного двигателя, что обещало значительное увеличение его тяги. Новый разгонный блок представлял из себя серебристый цилиндр диаметром в восемь метров и высотой в три с половиной с одной стороны которого выступала на два метра огромная дюза маршевого двигателя, почти трёхметрового диаметра, а с другой имелось круглое углубление под вторую такую же таблетку. По кругу цилиндра шли маневровые двигатели.
Разгонник был уже полностью заправлен топливом, старым, добрым гептилом и установлен на стенде в горизонтальном положении. Его огромное жерло, сажисто-черное снаружи и медно-красное, полированное, внутри, было нацелено в сторону бетонной пещеры с целым лабиринтом газоотводных каналов. До этого дня Игорю ни разу не доводилось присутствовать на подобных испытаниях, но он не раз видел их видеозаписи и зрелище это было ещё то. По сравнению с "Фрегатом" этот разгонный блок был в семь раз мощнее, да, и весил вчетверо больше, так что грохоту от него будет предостаточно.
Бункер, в котором они разместились, был отделен от камеры испытательного стенда добрыми сорока метрами железобетона. За всем тем, что происходило внутри камеры, можно было наблюдать либо по телевизору, либо через специальный перископ, за которым находился руководитель испытаний. Так что с таким же успехом вся эта публика, приглашенная на полигон, могла наблюдать за происходящим и находясь в академии космонавтики. Но всем, почему-то, захотелось приехать именно сюда для того, чтобы лично засвидетельствовать первый успешный шаг русских.
В самих испытаниях не было ничего интересного. Сначала из дюзы разгонного блока повалили буро-рыжие клубы топлива, потом последовала яркая вспышка пламени и дьявольский керогаз заревел так, что его было слышно даже внутри бункера.
Впрочем, это был скорее не оглушительный грохот, а какое-то лёгкое, словно отдаленное, басовитое гудение и слегка заметная вибрация. Минут пять разгонный блок работал в штатном режиме, то есть на минимальной тяге. В таком режиме эта штуковина могла пыхтеть без малого неделю, толкая "Благовест" вперёд по орбите.
Самое интересное началось тогда, когда разгонник перевели сначала в режим усиленной тяги, а затем и вовсе на форсаж. При этом язык яркого пламени сначала увеличился вдвое, потом ещё чуть ли не втрое и сделался из соломенно-желтого ослепительно белым. К тому же тон звука значительно повысился и мало кто вынес эту, почти двухчасовую, пытку огненным органом без болезненной гримасы на лице.
Только немногие из людей, находившихся в бункере, смогли хоть что-либо понять из всего увиденного, зато Игорю и, особенно, его сыну всё сразу же стало ясно, с такими разгонными блоками они долетят до дара диарцев.
Новый маршевый двигатель с честью выдержал самое жестокое испытание. Мало того, что за полтора часа работы с жуткой перегрузкой дюза не прогорела, так разгонник выдал при этом такую тягу, что у командира "Благовеста" тотчас отлегло от сердца.
С таким движком можно было лететь хоть на самый край солнечной системы. Именно об этом он и заявил всем собравшимся на небольшой пресс-конференции. Его друг, создавший этот чудо-двигатель, сиял, словно тульский самовар, надраенный заботливой хозяйкой. Уже по одному этому Игорь сделал вывод, что тот вовсе не был полностью уверен в своем детище и понял, что Генка запустит на полную мощность ещё пару десятков таких керогазов, лишь бы заставить хотя бы один из них взорваться к чертовой матери.
Увы, но в этом они оба были братьями-близнецами. И одного, и другого гораздо больше интересовали пределы прочности изделия, нежели его бережная эксплуатация.
По лихорадочному блеску глаз "юного" академика он понял и то, что теперь сотрудникам испытательного полигона придется здорово попотеть. Что же, как говаривали в лётном институте, – чем быстрее сломаем новый аэроплан, тем лучше поймем, как на нём надо летать. Коротко попрощавшись с другом, Игорь резко одернул разговорившегося было Данилу-мастера и заторопился. Был ещё только полдень и они вполне могли успеть в Звёздный городок на очередную тренировку.
Сегодня в пятнадцать тридцать, по графику они должны были крутиться на центрифуге. Для Данилки это испытание было совершенно безболезненным, а вот он переносил перегрузки не очень хорошо. Особенно пиковые, когда глаза застилает багровый туман, голова раскалывается от боли, а желудок стремится выскочить наружу через глотку. Врачи только морщились, глядя на показания приборов, но поражались тому, что командир "Благовеста" даже в такие мгновения генерал Медведь был способен управлять кораблем. Как такое получалось не могли понять не только они, но и он сам.
Вообще-то тренировки были для него не такими уж и тяжелыми. Не то что раньше. А может быть он просто перешагнул через тот барьер, за которым заканчивалась жизнь обычного летчика и начиналась работа космонавта. Что ни говори, а между двумя этими профессиями была большая разница. То, что обычно повергает лётчика испытателя в панический ужас, нудная, рутинная работа по оттачиванию каждого движения, совершенно не волнует космонавта. Вот уж действительно, – тяжело в учении легко в бою. И всё-таки Игоря удивляло то, с какой лёгкостью ему удалось переключиться с одного ритма жизни на другой.
Правда, теперь он уже был не той прежней собакой Лайкой, которую натаскивали для полётов на космическом самолёте, а человеком, творческой личностью, прямо влияющей на ход подготовки к полету. Одно это позволило ему значительно изменить сам подход к сложному тренировочному процессу. Подобно спортсменам-профессионалам, каждый из лётчиков и космонавтов, включенных в отряд подготовки, теперь сам следил за собственным режимом и потому жил обычной жизнью, в которой было место дому, семье, всяким маленьким радостям жизни. К тому же они были избавлены от необходимости выполнять дурацкие требования, придуманные разными экспериментаторами, стремившимися всячески осложнить ему жизнь в прежние времена.
Главное требование, которое предъявлялось ко всем кандидатам на полет, это резкое повышение лётного мастерства, умение хорошо переносить пусть небольшие, но постоянные перегрузки, ну, и, разумеется, способность подолгу находиться в скафандре. Ну, это были как раз требования, которые предъявлялись ко всем кандидатам без исключения, однако, в соответствии с негласной договоренностью всех глав государств, пославших своих соотечественников в Россию, было то, что эти люди должны были составить дружную команду. Ведь что ни говори, а всем им предстояло провести не менее трёх месяцев в жуткой тесноте и при этом не передраться. Только психологическая совместимость была гарантией, что тебя включат в список пассажиров.
Это требование не касалось только одного человека, его, Игоря Сергеевича Медведя.
Легко вошел в коллектив и Данила-мастер, который быстро стал всеобщим любимцем, зато многим пришлось нелегко. Не догадываясь о том, что быть отличным пилотом это ещё совсем недостаточно для того, чтобы зарезервировать за собой место на "Благовесте", некоторые асы позволяли себе посмеиваться над товарищами и ходить высоко задрав нос, а то и того хуже. Троих таких типов уже исключили из отряда подготовки без каких-либо объяснений, что немедленно внесло кое-какую ясность в процесс подготовки кандидатов.