Аппарат испуганно звякнул. Санин понял, что перестарался. Снял трубку, гудка не было.
— Этого еще не хватало, — проворчал он.
Не зажигая света прошлепал на кухню. Там, в поисках стакана долго шарил рукой по посудной полке, пока с нее что‑то не сорвалось и вдребезги не разбилось в раковине.
— Да чтоб вас всех разорвало, — искренне пожелал он, — по миру человека пустят!
Николай нащупал на плите чайник, сделал несколько больших глотков прямо из носика. Вода давно остыла и от нее стало холодно в животе.
— Бр — р-р! — Санин дернул плечами и поспешил в спальню.
За стеной, у Лоскутовых, часы пробили полночь.
Нырнув под одеяло, он еще долго не мог согреться. Когда ему это, наконец, удалось и сон был уже совсем близко, опять зазвонил телефон. Бормоча ругательства, Санин вновь направился в прихожую.
— Слушаю, — бросил он в трубку.
— Человек по имени Николай Санин, — это был тот же голос, но теперь он звучал очень строго, — вам не следует бросать трубку, ибо мы не имеем больше возможности устанавливать с вами связь. Слушайте нас внимательно! По собственной глупости вы уже растратили тринадцать минут своего Звездного Времени. Кроме того, вы лишили себя возможности задать нам возникшие у вас вопросы, а нам оставили минимум времени на то, чтобы сообщить вам, что сегодня, семнадцатого января, ваш Звездный День, точнее Звездные Сутки: двадцать четыре Звездных Часа. Еще точнее двадцать три часа сорок семь минут. Все, что будет сделано вами сегодня, будет сделано так, как никогда бы не могло быть сделано в течение всей вашей жизни. Это день ваших успехов, день ваших триумфов. Удача и везение будут сопутствовать вам во всем. Дерзайте. Жела…
В трубке послышался сигнал отбоя.
Санин пожал плечами, выругался. Пошел, было, в комнату, но, словно поняв что‑то, вернулся, отключил телефон.
«Пашка с какой‑нибудь подругой. Развлекаются сволочи. Думают, не захотел Никола с нами идти, так мы ему все равно спать не дадим. А вот дудки, милые. Теперь хоть до утра звоните, а я баиньки буду…», — думал он, подходя к кровати.
На сей раз сон не заставил себя долго ждать.
Проснулся Николай от стука в дверь. Было совсем светло. На стене, сбившись в кучу, грелись яркие солнечные зайчики.
В дверь стучали громко, скорее всего ногой и наверное уже давно.
«Надо будет все‑таки звонок починить», — решил Санин вставая. Надел штаны, заправил в них тель — няшку и, декламируя, «кто стучится в дверь моя…» пошел открывать.
В прихожую, потеснив его огромной сумкой, ввалился Паша. Он был в широком тулупе, в валенках с галошами и в спортивной вязаной шапочке.
— Ну вот, в самом деле, — обиженно начал Паша, — я встаю ни свет ни заря, за вениками к деду бегаю, а ты спишь, как хорек. Ведь договорились же…
— Какой же ты грубый, Павел! — театрально посетовал Николай.
— Да собирайся ты, аспид. И так наверное пару не осталось: десятый час уже.
Николай наскоро умылся, сунул в полиэтиленовый пакет мыло, мочалку, завернутое в полотенце белье.
— Паш, может, чайку, а? — с надеждой спросил он.
— Обойдешься. Спать меньше надо. После чаи гонять будем. На‑ка вот лучше держи. Давно я тебе обещал, — Паша порылся в недрах своей громадной сумки и протянул Санину обернутую газетой книгу. — Французское издание, — многозначительно прокомментировал он.
Николай развернул газету.
— «Мастер и Маргарита»! Пашка, ты просто… Я ее мигом, я ее за ночь проглочу. Спасибо, старик.
— Чего уж там за ночь. Мне ее на пару недель дали. Так что неделя твоя — балдей.
— Паша, ты добрая фея — не помню как у них там самцы называются. С меня причитается. — Николай отнес книгу в комнату, вернулся, надел ботинки, шубу, — ну, пошли.
На дверях бани висели облупившиеся таблички «Открыто», «Мужской день». Очереди не было.
— Что, теть Вер, ни очереди, ни воды? — спросил Паша, поздоровавшись с билетершей.
— Да не, Трофимыч проспал со вчерашнего. Полдевятого только топить пришел. Я народ отправляла, чтоб раньше десяти и не приходили. Вот и разошлись: которые по домам, которые в пивбаре дожидаются. А он, вишь как расстарался — хоть сейчас
на полок. Проходите, проходите, ребятки. Деньги, часы мне сдавать.
Заплатив, они вошли в раздевалку. Там уже было человек пять пенсионеров и двое парней их возраста с детишками.
— Паша, — вполголоса сказал Николай, — быстро, по — армейски, сорок пять секунд раздеваемся, а там веник в зубы и парная наша.
Парились долго и с удовольствием. Кряхтели, стонали, старательно нахлестывая друг друга дубовыми вениками. Пар был сухой, не жег кожу и пробирал до костей.