Два месяца допросов. Дача показаний, как в разговоре, так и под присмотром людей, способных читать мысли. Нас заперли в одиночных камерах и каждый день спрашивали одно и то же. Разные вопросы всегда подводили к одному и тому же ответу. Описание событий, поведения, телодвижений во всех подробностях, чуть ли не до похода в туалет.
Личное дело каждого из нас было настолько полным и точным, что пугало до дрожи. Мои следователи расспрашивали обо всей моей жизни. Узнали про жизнь в приюте, про первый бой, про попадание в штрафной полк, из которого меня уже выпустили. Про Софию и Сола. Про командиров и солдат, обычных жителей и генерала Брэдли. Постоянные скачки с темы на тему вызывали путаницу и головную боль. Не давая сосредоточиться на чём-то одном, они узнавали обо мне всё, даже то, чего я, наверное, уже и не помню.
В один прекрасный день нас просто выпустили. Выдали личные вещи, взяли подписку о неразглашении и выставили за дверь, образно говоря. Меня, и десяток других парней, оставили на станции в безопасной зоне. Откуда нас всех заберут на ротацию. Человек в чёрном плаще в чине капитана сказал, что мы можем уволиться со службы, даже недавние штрафники. Если же есть желание продолжать службу, нужно пройти курс лечения у психотерапевта и получить разрешение от военного комиссариата.
В прострации я стоял посреди коридора станции, как и все мои спутники. В моей руке была подписанная и заверенная бумага, что отныне я являюсь гражданином Федерации. Внизу была пометка о том, где я могу получить полный перечень документов, в какие службы должен обратиться для получения льгот и преференций, если захочу учиться или работать в госструктурах.
Нам не дали даже отойти от всех новостей, как адъютант с транспортного корабля уже вёл нас на борт. Отсюда до Земли было три часа лёту. Похоже, что чёрный корабль подбросил нас до дома.
Мысли сбивались в кучу. Переведя взгляд на свою левую руку, отныне состоящую наполовину из металла, я нервно усмехнулся. Пальцы чувствовались как настоящие. Они повиновались моим командам легко и точно. Проведя здоровой рукой по холодному металлу, я ничего не почувствовал. Тяжёлый вздох вырвался сам собой. Маленькая аскетичная каюта наталкивала на нехорошие мысли. Из всех вещей, что я вёз с собой, я достал только бумагу о получении гражданства.
Моя давняя мечта наконец исполнилась, но я не чувствовал абсолютно ничего. В сердце поселилась пустота.
Прилёт на Землю прошёл гладко. Недолгие разговоры с проверяющими, быстрое оформление всех документов и вот, я захожу в выданную мне комнату в общежитии. С этого момента я могу делать всё, что захочу. Учиться, работать, служить в тылу…
— Эх…
Присев на кровать, я достал свои бумажки. Маленькая пластиковая карточка, по центру которой виден герб Федерации. Моя фотография и данные, а на обратной стороне перечень заслуг. Скромная строчка о службе в четыреста четвёртом и двенадцатом штрафном. Ни наград, ни погон. Отложив документ, ради которого рисковал жизнью три года, я откинулся на кровать. Заложив руки за голову, бездумно смотрю в потолок.
Жизнь текла медленно. Поступив учиться, я каждый день посещал занятия, полностью сосредоточившись на получении образования. Знакомства с другими учениками не задались с самого начала. Детишки избегали меня и боялись лишний раз заговорить. Я не винил их за такое отношение; смотря на себя в зеркало иногда я перестаю узнавать собственное лицо. Жизнь на гражданке подтачивала меня с каждым днём.
В последнее время у меня появилась привычка приходить в парк днём. Наблюдать, как молодые люди гуляют, как матери играют с детьми. Отцы, что бросают мяч сыновьям. Наблюдать, как все эти люди живут своей беззаботной жизнью было тяжело и приятно одновременно. Никто из них даже не задумывается, что происходит там, вдалеке. В чёрной темноте космоса, на пустынных планетах и колониях. Где каждый новый день может стать последним.
Внезапно на телефон пришло сообщение от военкомата. Сообщалось, что памятник с именами павших из четыреста четвёртого полка установили, и он открыт для посетителей.
Памятник…Передо мной стоял обелиск в четыре метра высотой. На нём висела табличка с именами офицеров, а внизу выбиты имена всех солдат, что погибли на службе в полку.
Из горла вырвался судорожный вздох. Сжав руки со всей силы, я пытался успокоиться, читая фамилии третьего взвода. На глазах выступили слёзы. Запрокинув голову, в надежде отдышаться и прийти в себя, краем глаза замечаю группу молодых людей, которых вёл лейтенант в серой офисной форме.