Я попытался было утереть нос и наткнулся рукой на шлем.
— Мецгер?
Мецгер вовсю болтал с диспетчерской. Его голос изменился, но откровенного волнения в нем не слышалось. Просто тон слегка повысился, как перед экзаменом. Мецгер проверил что-то на экране портативного компьютера, потом отпустил его. Компьютер остался висеть в воздухе, невесомый, прямо как в фильмах.
— Мецгер, можно снять шлем?
— Нет.
— Мне только нос вытереть.
— Как ты не поймешь? Ракета новая, неопробованная. Начнется утечка воздуха, мы все погибнем.
Нам лететь сотни тысяч миль через космос. Немало я насмотрелся фильмов, где у космонавта происходит что-нибудь со скафандром — скажем, ломается подогреватель, — и он замерзает, как ледышка. Или из-за разгерметизации космонавту разрывает голову. Или он выпадает из ракеты и остается в открытом космосе, рыдая в микрофон. Вот этот последний исход мне казался страшнее всего. Я облизал пересохшие губы и попытался забыть о соплях.
Мы замолчали. В шлемах слышалось только наше дыхание.
«Аполлон» похож на патрон для огромной винтовки. Мы трое сидим в конической капсуле впереди ракеты — как бы в пуле. Позади «пули» находится продолговатая «гильза» — лунный модуль. Когда мы достигнем Луны, ракета разделится: лунный модуль, оборудованный тормозными ракетами, прилунится на свои паучьи ноги. Потом он поднимет нас обратно к «пуле», оставшейся на лунной орбите. Мы перелезем в «пулю» и помчимся на Землю.
К следующему дню Мецгер с диспетчерской решили, наконец, что утечка воздуха «Аполлону» не грозит, и нам разрешили снять шлемы и скафандры. Мецгер отсоединил нашу капсулу от лунного модуля и развернул ее широким концом вперед, так чтобы острый конец, где находился люк, совпал с люком на лунном модуле. Как только мы распахнули люки и создали проход между капсулой, в которой полтора дня сидели скрючившись, и лунным модулем, чувство было такое, словно к нашему дому пристроили долгожданный гараж.
Когда передвигаешься в невесомости, будто плывешь, с тем лишь отличием, что реакция на каждое движение сильнее. Я быстро освоился, а вот Говард летал от стенки к стенке, как теннисный мячик, закинутый в душевую кабинку. В конце концов нам с Мецгером пришлось пристегнуть его к сидению, где он, отдуваясь, принялся объяснять мне про наше оборудование.
— Масс-спектрометр. — Говард поднял черную металлическую коробочку величиной с котенка. — Подносишь датчик к корпусу снаряда — и мы тотчас считываем данные о его химическом составе.
Следующую штуковину я узнал сам.
— Карманная голокамера?
Говард кивнул. Один за другим приборы исчезали в рюкзаке, который скоро разбух, как мешок Санта-Клауса.
— А кто это понесет? — невинно поинтересовался я.
— Не бойся, на Луне он весит всего шестую часть от того, что на Земле.
— То есть я понесу?
Говард опять кивнул.
— И еще вот это. — Он развернул летающий бумажный сверток и протянул мне старенький девятимиллиметровый автоматический браунинг, брезгливо держа его между пальцами, будто гнилое яблоко. — Терпеть их не могу.
Пистолет, сразу видно, был не заряжен: затвор отведен, обойма плавает рядом. Говард поймал и протянул ее мне.
— В патронах меньше пороха, чтобы снизить отдачу. Впрочем, в пороховых крупицах достаточно кислорода для воспламенения. Должно сработать.
— Говард, зачем нам пистолет? Там же всего лишь упавший снаряд.
— На всякий случай.
— Там что, есть кто-то живой?
— Кто ж знает. — Он пожал плечами. — Лучше бы были.
— Кому это лучше?
Говард не ответил.
Позже мы занялись лунным модулем. Мецгер проверял системы управления, Говард — датчики и камеры, которыми он собирался обследовать снаряд. Мне досталось перебирать самое примитивное оборудование. Времени в запасе был целый день, так что можно и поразмышлять.
Я знал, что мы выйдем на Луну в точно таких же скафандрах, как первые космонавты, даже с теми же нашитыми американскими флажками на рукавах. Только пока я не начал распаковывать скафандры, то не догадывался, насколько «точно таких же». Эти скафандры создавались еще для прошлых «Аполлонов». В них тренировались десятки лет назад. Наш запуск готовили на столь скорую руку, что даже не проверили и не отстирали скафандры, пролежавшие в ящиках с прошлого века. А наши доблестные предшественники успели в свое время в них изрядно напотеть. Я расстегнул первый скафандр — и в нос ударила аммиачная вонь, будто из шкафчика в спортивной раздевалке, который не проветривали семьдесят лет. Я задышал ртом, стараясь отвлечься от запаха, и продолжил работу.