Лотта пила испуганно, как всегда, но ее страх никак не сказывался на подносимых мною дозах. И поэтому она через некоторое время здорово захмелела и зачирикала, милая птичка, и закачала каштановой челкой — озорно, задорно, сексуально. Так, как это могла делать только она.
Функция моей памяти стала дискретной где-то к концу застолья. Я сужу об этом потому, что совершенно не помню, как я расплачивался с официанткой и как выходил с Лоттой из бара.
Зато помню тот момент, когда Дэнни-дурак начал полностью завоевывать инициативу в противостоянии с респектабельным журналистом Рочерсом.
Когда мы вышли из бара, я оставил Лотту отдыхать в кресле посреди обширного, заставленного пышными незнакомыми растениями холла, а сам по сложной траектории двинулся к четырехрукому и трехглазому администратору — взять ключи от номера.
Администратор стоял за разделительным полированным барьером и мерил меня высокомерным взглядом. И при этом противно цыкал зубом. Я купил у него газеты, принял из липуче-аморфных лап ключи и уже собрался было вернуться к Лотте, как что-то задержало меня.
Я снова посмотрел на наглую физиономию инопланетного холуя. Он, холуй, мне не понравился. Дэнни-дураку — тоже. Я снова облокотился о барьер.
— Послушай, приятель, — сказал я администратору, блуждая строгим пьяным взглядом по пупырчатому жабьему лицу, — почему с нами здесь никто не разговаривает?
Безгубый рот с рыбьим прикусом растянулся в деланно-услужливой улыбке:
— Что?
Болван! Я почувствовал, что начинаю заводиться и поэтому сосредоточился, взял себя в руки и грохнул кулаком по разделительному барьеру:
— Вещи, предметы! Я имею в виду вот что, приятель: почему с нами не разговаривают ваши глупые двери, и зеркала, и вот эта твоя стойка молчит, как будто в рот воды набрала, а?
Бледная жабья рожа озадаченно вытянулась, а потом осуждающе смялась в гармошку.
— Посмею заметить, сэр, что у этой, как вы пожелали выразиться, стойки нет рта, — брезгливо заметил холуй.
— Что? — Я позволил себе стать таким же занудой, как и он. — Как это нет рта, когда она должна разговаривать?
Администратор с брезгливой гримасой снизошел до моей тупости.
— Я хотел сказать, что ваши коллеги решительно воспротивились участию гостиничного компьютера в общественной жизни журналистского корпуса, мистер Рочерс, — противно задергала гармошкой вместо лица жаба о шести конечностях.
— Идиоты! — громко проворчал я, вращая глазами.
— Совершенно с вами согласен, сэр, — охотно согласился администратор.
И вот здесь Дэнни-дурак озверел. Он, несмотря ни на что, уважал профессию Дэниела Рочерса и никогда никому — кроме, конечно, меня — не позволял плохо отзываться о журналистах. И пока я с открытым ртом переваривал наглый ответ, он хорошенько размахнулся и врезал трехглазому администратору в срединный глаз.
— Я говорил не о журналистах, болван! Журналисты никогда не были идиотами, — назидательно произнес он моими устами. — В противном случае ты бы не смог продать ни одной газеты, а достоверную информацию о мире получал бы вот от этого болтуна.
Он кивнул на полированный барьер и снова грохнул по нему кулаком.
Внимательно выслушав горячий монолог гостя, администратор медленно закрыл все три глаза и плавно осел на пол.
Внутри барьера что-то щелкнуло и приветливый механический голос произнес:
— Добрый вечер, мистер Рочерс!
— Привет, — высокомерно ответил Дэнни-дурак, а я направился к Лотте.
Не помню, кто кого поддерживал по дороге к лифту: я Лотту или она меня. Не помню, как мы вошли в лифт и как из него выходили. Не помню, как ввалились в номер. Может быть, мы с Лоттой застряли в лифте, и в течение часа нас вытаскивала из шахты бригада рычащих от ярости аборигенов-ремонтников; возможно, что я где-то выронил ключи и поэтому вышибал дверь в Лоттин номер плечом и одновременно проклинал чужеземные гостиницы с планетой Виолетта впридачу, и поднял на ноги всех обитателей этажа…
Возможно, все это было. Какие-то проблески памяти впоследствии подкидывали мне такие сомнения. Возможно, всего этого не было. Во всяком случае, мне уже никогда не узнать правды. Сам я точно ничего вспомнить не могу, спрашивать у Лотты мне было стыдно, а с персоналом гостиницы я с той ночи не виделся и не разговаривал.