— Да. Но когда он рассказывал нам про них и про их достоинства, было ясно, что оба способны править. Тогда мы говорили об этом весь день. Ты помнишь, о чем я в конце концов его спросила?
Рохан устало кивнул.
— Который из них, если отдать земли другому, развяжет против брата войну и будет сражаться до последнего… Сьонед опять долго молчала.
— Иди спать, любовь моя, — наконец промолвила она. — Хотя бы просто полежи, если не сможешь уснуть.
— Мы обо всем узнаем только после полудня.
— Да.
— Сьонед…
— Я знаю. — Она посмотрела на него снизу вверх. — Я тоже боюсь.
Проснувшись, Поль обнаружил, что все вокруг него залито странным серым светом, напоминавшим сумеречный, сочившимся сквозь затянутое сеткой окошко рядом с кроватью. Он подпрыгнул, ужаснувшись тому, что проспал полдень. Но оказалось, что это всего лишь облака, появившиеся после восхода солнца. Немного поколебавшись, наконец, появилось и само солнце и пробило свинцово-серую пелену. Поль на цыпочках подошел к пологу, выглянул наружу, увидел родителей, сидевших к нему спиной и разговаривавших вполголоса, и оценил шансы незаметно прошмыгнуть мимо. Вернувшись к кровати, он взял чистую рубашку и сапоги. Перед тем, как выйти из шатра, он слегка помедлил; теперь родители сидели тихо. Мать протянула руку и крепко сжала кисть отца. Поль не мог разобрать слов, но в голосе матери явственно слышалась боль. Он закусил губу и выскользнул из шатра.
Таллаина нигде не было видно; только он мог безнаказанно приказать Полю вернуться в кровать. Мальчик остановился и натянул на себя рубашку и сапоги. Стражи едва заметно поклонились. Он провел пальцами по волосам и поспешил в ближайший шатер, где, по его представлению, должен был находиться Таллаин.
Чутье его не подвело. Там был не только Таллаин, но Сорин, Риян и Тилаль, и каждый из них держал в руках какую-то часть доспехов Мааркена. Они подняли глаза на вошедшего Поля и едва заметно мрачно улыбнулись.
— Брату повезло с оруженосцами, — заметил Сорин. — Держи, Поль, твои пальцы проворнее моих. — Он протянул кузену наручень. — Шлифовка — неотъемлемая часть рыцарского искусства, правда? Я не смог разделить эту штуку на, более мелкие части.
Они полировали стальные крепления и серебряные декоративные детали до тех пор, пока один металл не начинал сверкать неотличимо от другого. Кожаные детали при необходимости смазывались маслом, а кожаные крепления проверялись на прочность. Все происходило в тишине, лишь изредка нарушаемой просьбами передать кусок чистой ветоши или высказать мнение о готовности той или иной части. В ответ всегда звучало одобрение и лишь изредка — совет чуть покрепче отполировать, погуще смазать и как следует убедиться, что доспехи Мааркена будут просто идеальными.
Миновало время, и в палатку вошла Тобин с одеждой сына. В ее взгляде Поль заметил едва заметный огонь. Она повесила штаны, рубашку и тунику на кресло и расправила их, тихонько проводя пальцами по шелку, бархату и смягченной маслом коже.
Цвета были поразительными. Рубашка была в стиле Радзина, белая с красным воротником и кокеткой. Цвета, небесно-голубой в честь предков из Пустыни и пепельно-голубой в честь Ллейна, посвятившего его в рыцари, были искусно вплетены в вышитую ленту, украшавшую лампасы его белых кожаных штанов. Собственные цвета лорда Белых Скал — красный и оранжевый — преобладали в тунике из бархата, оттенок которого менялся в зависимости от освещения. Каждое движение мышц под богатой тканью должно было уподобить Мааркена живому пламени.
— Если он осмелится в этом проделать дыру, я брошу его через бедро с захватом, — неожиданно сказала Тобин. И только тут Поль понял, насколько она испугана.
— Я это запомню, мама.
В шатер вошел загорелый Мааркен, волосы которого после лета, проведенного в Марке, приобрели золотистый оттенок. Серые глаза поблескивали как ртуть. Он широко улыбнулся и обнял мать за талию.
— Я хочу сказать… — Рядом с рослым сыном Тобин выглядела как Никогда маленькой. — …что этот бархат стоил мне целое состояние. Если хоть одна ниточка вылезет, то…
— Я понял, — остановил ее Мааркен. — Не беспокойся. И огромное спасибо за одежду, она просто восхитительна.
— Что правда, то правда. — Она на секунду остановилась, чтобы посмотреть на него, потом протянула руки, нежно взяла сына за уши, пригнула его голову к себе, быстро поцеловала и отпустила. — Пойду поищу твоего отца. Но совсем не потому, что тебе нужна какая-то помощь в подготовке оружия. — С этими словами она подарила остальным признательный взгляд.
— Единственное, чего не хватает, так это меча, миледи — вставая, ответил Тилаль. Он подошел к углу комнаты, взял ножны и, отвесив короткий поклон, протянул их Мааркену. — я купил его в подарок отцу, а он просил передать клинок тебе. Мы сочтем за честь, если этот меч будет сегодня с тобой.
Очарованный Мааркен протянул руку и провел кончиками пальцев по вставленным в эфес мелким гранатам.
— Настоящее чудо. Я… я не знаю, что ответить.
— Просто скажи, что возьмешь его. Я знаю, что у тебя есть свой собственный, но отец просил передать, что он слишком стар, чтобы воспользоваться клинком так, как того хотел бы создавший его мастер. А такому мечу нельзя пропадать втуне. — Тилаль улыбнулся. — Это не мои, а его слова. Отец любит прибедняться.
— Я воевал под началом принца Давви, — тихо сказал Мааркен, глядя прямо в зеленые глаза Тилаля, — и видел, чего стоят он и его меч. Спасибо и тебе, и ему. Жалею лишь о том, что нельзя выпить ничего получше, чем кровь этого ублюдка.
Тобин издала тихий стон, но сразу взяла себя в руки и, подбоченившись, сказала:
— Ты поднимешь этот меч за твоего родственника и твоего принца. И за «Гонцов Солнца», конечно, тоже. Жаль только, что такой прекрасный меч будет испачкан в крови, поганого ублюдка. Этот клинок заслуживал большей чести.
— Мама, ты, как всегда, права. — Мааркен обвел взглядом палатку. — А для меня нет большей чести, чем то, что сегодня моими оруженосцами были принцы и лорды. Однако уже поздно. Пора начинать.
Тобин легко прикоснулась к его щеке и быстро вышла из палатки. Поль сделал шаг назад и стал наблюдать, как Мааркен оделся и встал посреди шатра, а Сорин, Тилаль и Риян начали облачать его в боевые доспехи. Поль знал теорию и сам помогал облачаться принцу Чадрику и его сыновьям в торжественных случаях. Но он еще ни разу никому не помогал надевать настоящие боевые доспехи. Поэтому он застеснялся и робко отошел в сторону, глядя на все широко раскрытыми глазами.
Красно-оранжевая туника исчезла под латами, прикрывавшими грудь и спину и надежно скрепленными на плечах и боках. Тугая кожа была окрашена в темно-красный цвет Радзина и Белых Скал; на груди красовались стальные и серебряные пластины. Мааркену предстояло сражаться не конным, а пешим, поэтому его снаряжение и оружие было выбрано с таким расчетом, чтобы обеспечить ему максимальную свободу движений. Когда все было почти готово, он помахал рукой трем молодым людям и повернулся к Полю.
— Мой принц, — тихо сказал он.
Поль с благоговейным страхом посмотрел на кузена, которого он боготворил. Несомненно, на всем свете не было более красивого молодого человека, более благородного рыцаря, более восхитительного «Гонца Солнца» и… Мааркен слегка улыбнулся, в его глазах было понимание. Полю хотелось самому отстаивать свое право владеть Маркой, и он проклинал свою молодость и недостаток воинского опыта. Он понимал, что не должен стремиться к этому, ибо его родители посвятили жизнь тому, чтобы ему не довелось брать в руки меч. Но теперь, когда приближалось его пятнадцатилетие и когда рядом стоял защитник, который сегодня пойдет за него на бой, мальчик неожиданно осознал, что было бы совершенно неестественно, если бы он не хотел оказаться на месте Мааркена. Глядя в глаза кузену, он смущенно улыбнулся и дернул плечом.
Вперед вышел Сорин и протянул Полю пояс. Мальчик надел его на талию Мааркена и принялся застегивать. Пальцы двигались проворно и быстро справились с золотой пряжкой, подаренной Мааркену принцем Ллейном. Затем он взял у Тилаля меч и вручил его брату. Когда клинок оказался в ножнах, Поль оглянулся на Сорина и Рияна.