В эти первые полчаса у него было странное лицо: без улыбки. Но высветленное. Будто каждый солнечный луч дарился ему заново. Словно он не до конца ещё поверил, что стоит на твёрдой земле, вспаханной под зябь.
Светлые Юрины волосы спутались надо лбом. От великой усталости брови придавили веки. В зрачках ещё не растаяла чернота космоса…
Выпустив пятнистого телёнка потоптаться по вольной землице, Анна Акимовна Тахтарова, жена сторожа лесничества и бабушка шестилетней Риты, пошла вместе с внучкой в огород вскопать грядки, сколько успеет до обеда.
Она была повязана низко на лоб платком. Платок показался бы очень схожим с другим, который сейчас за тридевять земель от неё надевала Анна Тимофеевна Гагарина, если было б кому сравнивать! Но Анна Акимовна ничего не знала ни о матери космонавта, ни о самом космонавте, потому что за делами тоже не включила с утра радио. Зато когда внучка Рита дёрнула её за рукав, тыча куда-то в поля замаранным кулачком, Анна Акимовна выпрямила натруженную спину — и обмерла.
Недалеко от них, почитай шагов за сто, тяжело переваливаясь, двигалась диковинная фигура. Руки, ноги, туловище — всё неуклюже обтянуто толстой тканью цвета подсолнечника. На плечах шар, похожий на водолазный.
Чужак замахал рукою, Тахтарова, не отпуская внучку, с опаской подходила к нему.
Юрий тоже ещё издали приметил нерешительные фигурки. Спотыкаясь, они шли по взмокшей, недавно оттаявшей почве с пупырчатыми блюдечками позднего снега по ложбинам. Шаги их становились всё медленнее… Через минуту перед Юрием стояли две перепуганные землячки: малорослая пожилая женщина с несколько расплывшимися татарскими чертами, высоким морщинистым лбом и прищуренными глазами и маленькая девочка, одетая по-зимнему и поэтому похожая на ватную куклу.
— Свой я! Советский! — закричал Гагарин против ветра, захлебываясь им.
Тахтарова разглядела молодое лицо и взмокшие волосы из-под шлема. Чтобы успокоить её окончательно, он прибавил совсем по-газетному:
— Я лётчик-космонавт. Вернулся из космоса…
У Анны Акимовны сын Иосиф служил в армии. Она понемногу оттаяла и заулыбалась. Гагарин вспоминает эту сцену так:
"— Неужели из космоса? — не совсем уверенно спросила женщина.
— Представьте себе, да, — сказал я".
Их первые слова были случайны и беспорядочны: уже через полчаса их нельзя было припомнить с достоверностью.
…Истекло всего двадцать минут с начала полёта, а из Байконура уже поднялся самолёт "АН-12". О благополучном приземлении Каманин услышал уже в пути. Вот что он записывал в своём дневнике:
"…Аэродром в Куйбышеве. Открылась дверь самолёта, и Юрий стал спускаться. Он был в зимнем лётном шлеме и в голубом тёплом комбинезоне. За девять часов, которые прошли с момента посадки в космический корабль до этой встречи на Куйбышевском аэродроме, я так много пережил за него, что он стал для меня вторым сыном. Мы крепко обнялись и расцеловались. Со всех сторон щёлкали кино- и фотоаппараты, толпа всё росла, была опасность большой давки; Юрий, хотя и улыбался, выглядел очень уставшим (мне показалось, что эта усталость от полёта, а не от встречи, как уверяли многие). Необходимо было прекратить объятия и восторги. Я попросил Юрия сесть в машину…"
Но ещё раньше о порядке позаботился на правах хозяина генерал Стученко. Его сопровождали местные власти: первый секретарь обкома Мурысев и председатель облисполкома Токарев.
Вид спускавшегося человека на мгновение озадачил. Неосознанно для себя генерал ожидал встретить героя обликом посолиднее, пошире в плечах, поважнее лицом… А к нему сбегал по трапу в измятом голубом комбинезоне стройный юноша с немного растерянной улыбкой.
Генерал взял под козырёк, поздравил с завершением полёта и с присвоением нового воинского звания. Но официальные слова как-то сами собою потерялись; Гагарин и на генерала смотрел с тем же трогательным выражением блаженства и ошеломления. Мгновенно расчувствовавшийся генерал сгрёб Юрия в охапку.
И только затем он перешёл в объятия Каманина и Титова. Гагарин так вспоминает свой первый разговор с Германом:
"— Доволен? — спросил он меня.
— Очень, — ответил я, — ты будешь так же доволен в следующий раз…"
Потом их всех увезли на дачу, где Гагарин мог передохнуть. Дача была трёхэтажная, на высоком обрыве, с видом на противоположный берег, где леса за Волгой уходили так далеко, что казались синим морем… Юрий погулял по окрестностям и даже сыграл в бильярд.
За обедом все жадно его расспрашивали. Он отвечал охотно, но сбивчиво; воспоминания не устоялись ещё и теснили друг друга. Землю он называл, как помнится Андрею Тимофеевичу Стученко, по-чкаловски: "земным шариком"…