Выбрать главу

«Кулачиха»

Своих детей оплакивала тихо, Не в силах с ложа смертного привстать, Ослепшая от горя «кулачиха», Моей бабули старенькая мать. Их ровно шесть загибло за Уралом, Куда сослали, да ещё один — На Курской, Павлик, как орёл, летал он, Да сбили немцы… Из её седин Страх века, обращённый в маску муки, Смотрел на мир незряче и не зло, И ложку не удерживали руки, И горе слёзной каплею ползло По сморщенной щеке её прозрачно, Да волосы пружинками вились… Отмыто тело ото вши барачной, Но в душу думы намертво впились. Муж помер раньше, мужики ранимей, И то сказать, достались Соловки Ему в судьбу от Родины родимой, А ей лишь Котлас. Сроки велики Для тех, кто жил, давясь краюхой чёрствой И укрываясь дырью на дыре… ГУЛАГ среди страны — лесистый остров, Там слишком многим сталось умереть, Но им двоим везло, — любовь спасала. Она свою «пятёру» отбыла, А муж бежал, зима не доконала, — Его следы метелью замела. Обобраны, поруганы, забыты Своей страной, распяты не врагом, Как жили у разбитого корыта Мои родные? Чёрным сапогом И трубкой дымной у рябого носа Тридцатый год запомнился не всем? Неужто нету кровопийцам сноса, И внуки их других не знают тем, Как клясть «врагов», ни за понюх попавших Под красный молох? Проклятая кровь У палачей, невинных расстрелявших, Да вот беда, плодятся вновь и вновь! Я слышала от них неоднократно, Мол, всех за дело гнали в лагеря, И пусть поймут они меня превратно, Но их самих не проклинаю я. Воздастся им, как предкам их кровавым, Что преступили Божеский закон. Они все ищут почестей и славы, И о себе разносят медный звон, Но Вседержитель ждёт заветной жатвы, Он Сам отделит зёрна от плевел И наградит весь род их многократно По сумме их не Божьих, страшных дел… А я всё вижу скрюченные пальцы Трудяги старой, выжившей тогда, Лежащей подле печки в нашем зальце, Как общая Российская беда… А после гроб стоял с её мощами Всё в том же зальце прямо на столе, И пахло поминальными блинами, И было непонятно, странно мне: Шли люди в дом и кланялись прабабке, Их лица были скорбны… Треск свечи И зеркало под тонкой чёрной тряпкой, И дождь небесной музыкой стучит, — Так будничны у смерти междометья, Мы все уйдём однажды, кто куда. Бесчестье дела — много хуже смерти, Бесчестье слова — общая беда. Воспоминанья бродят, в сердце тая И наполняя кровь своим огнём…. «Была твоя прабабушка святая» Сказал мне кто-то тем далёким днём…

«Ванилью, горьким шоколадом…»

Ванилью, горьким шоколадом Катальп струится аромат. Могучим, богатырским рядом Они вдоль улицы стоят. В вершинах их резвится ветер, Сбивая хлопотливых пчёл С роскошных праздничных соцветий… А горизонт лилово-зол, Поспешно с чёрных гор сползая, Он тянет тучи громадьё, И в ней, извилисто сияя, Мелькает молнии копьё. Теснит удушье грозовое Земли распахнутую грудь, И вот уж небо — обложное, — Гроза прокладывает путь Над перепуганной равниной, И молкнут птичьи голоса, И травы тусклою патиной Мой обволакивают сад. И лишь кузнечики отважно Строчат в пространство звонкий скрип, Да громы катятся протяжно К подножию соседских лип… А я торжественно и чинно Стихии принимаю дар, Держа в руках бокал старинный, Небесный празднуя пожар…