– Есть у меня одна привычка, знаешь, когда настроение какое-то непонятное, усталость чувствуется вселенских масштабов, да и вообще всë осточертело. Ты только сразу не отнекивайся – попробуй.
– Без контекста звучит это как-то противозаконно.
Марк обернулся, глаза его блестели – два озорных камушка, которым не веришь ни на секунду.
– Доверься мне.
– С какой стати? – Голос её прозвучал истерически, и Стелле пришлось откашляться. – Мы знакомы всего пару часов, не считая вчерашнего.
Добравшись до берëз и ëлок, корни которых уже около недели были укрыты снежным одеялом – глубоким, нетронутым, – Марк остановился, указал Стелле встать перед ним, и она, хмурясь, подчинилась. Морозец креп, завистливо щипал юноше нос и щëки и, вероятно, уже успел его пробрать до костей, потому что он не считал, видимо, разумным надевать под куртку что-то теплее футболки. Стелле хотелось фыркнуть, но её вдруг толкнули – земля притянула мгновенно и без вопросов. Ни криков, ни вздохов – она рухнула прям в сугроб, провалившись телом чуть глубже, чем руками и ногами.
– Какого чëрта, Марк?! – Но он развернулся и упал рядом, провалившись в снег немного глубже неё. – И что ты, позволь узнать, делаешь?
– Дышу.
Даже раздражение улеглось, поражëнное странностью происходящего. Стелла отупело пялилась на парня, ничего больше не объяснившего и смотревшего куда-то ввысь. Марк улыбался и выглядел абсолютно беззаботным дурачком, делающим странные, непонятные вещи и ставящим окружающих людей в неловкое положение. Он поëжился – снег заскрипел, трещинки нарисовались на блестящей поверхности, – и закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Белый пар родился на губах, застыл на секунду и поднялся, медленно растворяясь в полумраке.
– Холодно, – проворчала она, но не встала, наверное, потому что сугроб слишком сильно поглотил Стеллу и попытки выбраться только глубже закопают её – настоящие зыбучие пески. Только снег. – Ерунда какая-то…
Они оказались на краю небольшой площади: никто не заметил бы под деревьями двух человек, наполовину провалившихся в сугробы и отмораживающих всё что можно и нельзя было. Тени укрыли их так же, как они с наступлением ночи накрывали мир. Они стекали с самого неба.
Стелла подняла взгляд, скользнув им по бесконечному количеству окон, пробираясь сквозь ветки дерева, рассекающие небосвод. Фонари находились где-то дальше, а там, где они лежали, была почти маленькая ночь, обнявшая двух сумасшедших. Может, от этого, а может, потому, что она умела смотреть… Смотреть и ждать – долго-долго, – пока они не покажутся, не осмелятся явиться тем, кто желал, тем, кто любил их. Искренне и по-настоящему. Сначала одна точка, потом другая, но уже дальше, а за ней уже третья, четвëртая – так быстро, неожиданно сотни звëзд рассеялось по куполу. Крупицы светил, слишком далëкие, чтобы быть такими, какими их рисуют люди, какими представляют дети, наряжая ëлки, какими фантазируют писатели. На самом деле звëзды – это всего лишь крохотные кусочки света. Одни были ближе, другие – дальше. Где-то рука Создателя дрогнула, и получилось нечто скученное, что-то такое, названное людьми созвездиями, а где-то, напротив, бросила уверенно и аккуратно. Там блестели яркие, но одинокие звезды.
Холод пробрался и под пуховик, но не коснулся сердца, трепетно бьющегося в созерцании. Стелла вдохнула так глубоко, как никогда, казалось бы, до этого, и выдохнула в небо очередной клуб пара, нарисовавшего в воздухе узор. Тело размякло, растеклось по сугробу, принявшему его форму. Мысли перестали гоняться по кругу – они улеглись, успокоились и почти затихли. Волнения, тревоги отступили, очарованные, поглощенные снегом.
Снежинки кружились, падали и таяли на лбу, носу, губах. Как если бы звëзды начали падать, целуя её холодными касаниями.
Так они лежали в молчании, погрузившись в зимний вечер с его завораживающей красотой. Неожиданно дурацкая идея Марка перестала казаться глупой и странной: Стелле начинало нравиться лежать в сугробе, обнявшем её руки, ноги и тело, смотреть на небо и ни о чëм не думать.
Только холодно.
– Как ты до этого додумался? – Говорила она тихо, но Марк всё равно услышал.
– Как-то само получилось. В школе я был не самым популярным парнем, представляешь?
– Не может быть!
– Сам каждый раз удивляюсь. У тех ребят точно не было вкуса, – даже не смотря, Стелла услышала улыбку в его словах, однако, с трудом повернувшись, наткнулась на выражение, похожее больше на маску, чем на что-то живое. Так улыбалась Маша, когда говорила, что всë хорошо, а потом плакала в туалете. – Но, как я понял, они в целом были противниками счастья и радости, поэтому все те, кто жил лучше них, оказывались вне школьного закона. Так, в один из дней мне сильно досталось. Трое парней перепутали меня с пиньятой, долго мутузили и оставили валяться на снегу.